Ведьмины тропы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Степан Максимович, поклажу снимать? – Хмур задавал нелепые вопросы, раздражал одним видом своим. Точно на похороны собрался! Не заменить Голубу – не сыскать на белом свете такого верного друга, весельчака да радивого помощника.

– Отчего ж снимать, оставь на пару дней. Глядишь, растащат все воры. Это Москва, а не наше захолустье. – Степан выкашлял гнев и продолжил спокойней: – Ты здесь пригляди за людьми. Сам управишься?

Хмур кивнул, и Степан, чуть пошатываясь после долгой дороги, пошел в дом. Отец с широкой руки купил угодья у разорившегося дворянчика близ Фроловских ворот. Небольшая ветхая хоромина, покосившийся забор со срамными письменами и чудо-молодцем, уд[38] коего указывал на ворота. Степан хмыкнул и зашел в дом. Велеть замазать сию картинку? Хотя… Пусть люди радуются. Да и было в том молодце что-то родное.

Слуга уже тащил блюдо с добрым куском свинины. Старается малец все ладно сделать да похвалу от хозяина получить. Подрастет – толк с него будет.

– Откушайте с удовольствием, – склонился мальчонка в поклоне. Он стоял подле хозяина и с благоговением глядел в рот, пока тот не прогнал.

Степан воздал должное яствам и фряжскому вину, проглядел грамотки от заморских и столичных купцов, отца и – как же иначе – будущего тестя, что звал на пиршество.

– Худо, братцы, худо, – пробормотал Степан.

* * *

«Святой Мина[39] – с очей пелена», – говаривал Потеха и настаивал травы, кои дарили зоркость. А Степан сейчас заливал очи вином, чтобы в пьяной мути спрятать ошибки да грехи.

Пришла старость – четыре десятка лет он топтал землю. А к чему пришел?

Бог через телесные муки дал ему семью. Пусть жил он со знахаркой греховно, да в радости и любви. Всякий день вдали от Соли Камской, от темных глаз Аксиньи, ласковых ее рук и дерзких слов казался пустым. Степан тешил себя надеждой, что знахарка простит.

А куда бабам деваться? Они всегда забывают обиды и грубость, такова их слабая природа. Небольшой дом со всем нужным, верные люди, что присмотрят за ней и дочками. Степан всегда будет спешить к тому очагу, к Аксинье и дочкам, сделает все, чтобы молодая жена и полюбовница жили в тепле и довольстве.

Он вспоминал стародавние времена, князя Владимира Святого и его наложниц без счета. Иван Грозный. Сколько жен было? Степан – не чета великим государям, но в прошлом искал примеры, утешавшие его мятущуюся душу. А церковь… Что ж, богатые дары успокоят самого гневливого митрополита, ему ли не знать.

Степан нащупал под рубахой крест и оберег – корень о пяти отростках, что дан был ему Аксиньей. От скольких бед его спас. Да может, в нем иная сила? Нашептала тайные слова, обвязала своим волосом тот корень – и его сердце.

Ведьма…

Степан плеснул вина в высокую чарку, не углядел краев, красный ручей потек по дубовому столу. Пусть течет! Не надобно мужика держать, опутывать словами…

– Обманщик! – гневно сказала Аксинья.

И как она здесь очутилась? Степан оперся о стол и попытался встать, пред глазами стоял туман. Ноги – чужие. Колени он, кажется, где-то оставил… Что за пакость?

– Какой ещ-щ-ще обманщик? Ты г-г-говори да д-д-думай, – отвечал он, вперившись глазами в угол.

Была там ведьма – и нет ее.

Степан стащил рубаху, сорвал с силой корень о пяти отростках и кинул подальше от себя.