– Мистер Локшин сказал: «Жди» и сделал глазки вот так. – Берта закатила испуганные глаза под самый лоб, как будто под кепочку.
– Вот и ждите. Что за дремучая ересь! – Аркадий кипел и булькал возмущением. – Белоруссия оккупирована, как вы могли предположить, что туда кого-то высылают, тем более евреев?
– Когда ребе делает глазки вот так, – она повторила маневр, – значит, дело швах.
– Мэм, это не цирк, это Соединенные Штаты Америки. – Мистер Корни глубоко затянулся и продолжил поспокойнее: – Так что насчет Хосе?
Признаться, я не встречал евреев с подобными именами.
– Хосе… Хосе на вас разве ж не работает? – Берта озадаченно смотрела сквозь облако ароматного дыма. – Мне сказали, что это ваш поц.
– Так, по-вашему, это я тайный покровитель борделя с малолетними барышнями? – Спокойствия Аркадию хватило ненадолго.
– Так поц-то ваш… И связаться с Гитлером можете только вы. – Она смотрела наивно и обескураженно, кажется, и в самом деле считала, что всемогущему мистеру Корни достаточно поднять телефонную трубку, чтобы на другом конце провода ответил Адольф Гитлер.
– К сожалению, вернее к счастью, подобными полномочиями не располагаю… Хотя, позвольте минутку, вы, скорее всего, имели в виду, что русское общество может отправить запрос о документах вашей дочери в рейхскомиссариат? – Догадка осенила нежданно, и он обрадовался, как будто исполнял роль Шерлока Холмса и решил каверзный ребус. Действительно, этой клуше могли посоветовать обратиться в русское общество за помощью, потому что евреям германские власти не отвечали, а в белых эмигрантах оккупанты видели сочувствовавших и проявляли снисходительность.
– Хосе разве же ж не ваш помощник? – Берта не желала расстаться с фигурой прохвоста Хосе, все время привлекала его в качестве то свидетеля, то доказательства.
Подобное общение стоило Аркадию немалого труда. Наконец он придумал, как ее запрячь и проконтролировать:
– Вы кто вообще? Работа есть у вас?
– Я молочницей была… дома, здесь пока на поденщине. Если повезет.
– Молочница? Хорошо. Возьму вас к себе на ферму, у меня две работницы на сносях, руки не помешают. – Он лукавил, доярок хватало с лишком. Но попробуй брось эту еврейскую мамашу на распутье, так она еще какого-нибудь сутенера подыщет. – Письмо в рейхскомиссариат Остланд направлю. Пока ответа не получим, пригляжу за вами.
Так Берта переехала в Миссисипи вместе с Сарой и Лией, стала работать на ферме, потихоньку учила английский и радовалась хозяину, как будто он спас ее как минимум от смерти. Лия нашла работу неподалеку, в таком же, как у семьи Корни, особняке колониальной эпохи с толстыми балясинами террас и просторным погребом, где мирно стояли, не зная о войне, бочки и пыльные бутыли. Гебиткомиссар прислал доброжелательный ответ вместе с копией метрики Сары Наумовны Злотник, заверенной печатью со свастикой. Что ни говори, немцы – аккуратисты, все у них под контролем, до запятой проверено и начисто переписано. Мистер Локшин в скором времени принес новенький документ для Сарочки, по которому она могла ходить в школу.
Аркадий с удивлением замечал, что Берта совсем не старая, даже интересная, что она вовсе не глупая, пусть без образования, но не пропащая. Она любила и умела работать, не пасовала, не перечила. Отличное приобретение для фермы. Как же она могла сесть в лужу с этим прощелыгой Хосе? Почему при первой встрече вела себя как полоумная.
– Вы знаете, Аркадь Михалыч, я иногда дура становлюсь, – поделилась она однажды.
Мистер Корни растерялся и хмыкнул, как бы в подтверждение. Тут же опомнился, начал разуверять, но Берта махнула рукой и рассмеялась:
– Когда я не на земле, то весь рассудок уходит в желудок и там сидит, собирается наружу. Страшно-таки до беспамятства. Я когда Сару рожала, в Ленинграде оказалась. И там как дура была. И здесь тоже.
– Сейчас война, мэм, сейчас все не в своем уме, – галантно отбоярился Аркадий.