Сшитое сердце

Хотя Лусия и поглощала яйца в огромных количествах, за время долгого кризиса колесника все сбережения семьи растаяли, и надо было все начинать заново.

Теперь Хосе вел, по примеру матери, точный учет, и цифры больше не таили никаких секретов. Вскоре ему уже не требовалось делать подсчеты на бумаге и записывать результат. Он считал в уме с невероятной скоростью, а его дочь Анита оказалась великолепной партнершей в этой игре. Девочка тут же усвоила символы и рисовала их на земле, в воздухе и на ладони отца.

Постепенно цифры полностью завладели умом колесника.

Ему случалось по ночам, во сне, продолжать начатые днем расчеты. Фраскита слышала, как он бормочет одно число за другим, и видела, как он затем улыбается, словно решение его успокаивало. Вскоре он стал задаваться более сложными математическими вопросами, заинтересовался геометрией, а во время крещения сына спросил у Эредиа, как рассчитать длину окружности колеса. Эредиа понятия об этом не имел, но пообещал Хосе узнать и раздобыл для него начальный учебник геометрии с очень понятными иллюстрациями. И тогда неграмотный Караско погрузился в мир, населенный диаметрами колес, числом пи и метрической системой.

Сколько колес смастерил он с тех пор, как занялся своим ремеслом? Какое расстояние они могли преодолеть, не сломавшись? Какое расстояние преодолели все сделанные им колеса, вместе взятые? Сколько лиг, сколько километров от Сантавелы до Питры? А до Хаэна? А до Мадрида? Какова окружность земного шара? Сколько оборотов сделает колесо, чтобы обойти вокруг света? Потому что – так он объяснял своим детям и их матери – Земля круглая, круглая, как Луна и как Солнце, круглая, как те колеса, которые он делает.

У него, никогда не покидавшего Сантавелы, голова шла кругом от этих подсчетов. Он очень серьезно относился к своему ремеслу и потому позволял себе заниматься сложными операциями, только когда мог устроить перерыв. Время, необходимое для решения арифметических задач, он отнимал у сна. Он больше не спал после обеда, а потом и вообще перестал спать. Расчеты настолько его поглощали, что он и с женой не спал. Умственное возбуждение заставляло его бодрствовать ночи напролет. Свои гроссбухи он отдал восьмилетней тогда дочери Аните – заурядные операции его больше не занимали, ему требовались пространство и время, а девочка выполняла свои обязанности с детской серьезностью.

Фраскита забеспокоилась, видя, как растут круги под глазами у мужа.

Не вернется ли он на свою куриную скамейку?

– Сколько уже времени твой муж не спит? – в конце концов спросила у нее Бланка.

– Два месяца. Ночи он проводит за цифрами, а дни в мастерской, – с улыбкой ответила моя мать.

– А ты что об этом думаешь?

– Я думаю, что это, как было с курами, может тянуться годами. Но курятник мне знаком, а вот цифры… Как это получается, что мужчины сходят с ума? Посмотри на моего отца: мама должна везде с ним ходить, боится, как бы он не потерялся. Она, такая маленькая, водит за руку этого здоровенного дурака и бранит его, как ребенка, когда он пытается улизнуть.

– Каждый когда-нибудь сходит с ума. Разве твоя мать, такая разумная, не провела несколько недель, роя ямы вокруг деревни? Если здесь рассудок отказывает чаще, чем в других местах, то, может быть, дело в климате или изоляции? Вы живете вне всего, замкнувшись на себе, и никому из местных не хватает смелости отправиться странствовать по свету. Твой муж совершает побег на свой лад, а твой отец сейчас пытается сделать то, о чем в молодости и мечтать не решался, – бежать из Сантавелы.

– А почему ты, наскитавшись по дорогам, решила остановиться здесь?

– Чтобы сбежать от остального мира. В Сантавеле кажется, будто ничего случиться не может и никакой людоед меня не найдет. Эта земля – край света. Видишь ли, я, наверное, потратила все свои запасы безумия, когда решила поселиться у вас, – я, чужачка. Попробуй поговорить с Хосе. Он неплохой человек, может быть, ты сумеешь его образумить.

Поговорить с мужем? Моя мать не знала, как к этому подступиться, она разговаривала с ним только в те два года, что он провел в изгнании среди кур. Тогда ей нравилось доверяться этому отсутствующему существу – казалось, Хосе ее не слушал и не слышал. Помнил ли он вообще ее долгие монологи? Ее голос? Время, которое они проводили в курятнике, сидя рядом на скамье?

В день, когда Фраскита решилась заговорить, ее измученный муж уже не мог сосредоточиться на работе, цифры заполонили и мастерскую.

Они проникли туда постепенно. Сначала в его ум, пока молот продолжал свою работу, вкрались несколько простых расчетов, затем операции стали усложняться, но он не обращал на это внимания, и барьер не выдержал, открыв доступ к большим арифметическим путешествиям, к километрам дорог, огибающих мир во всех направлениях. Хосе сдался. Он бы поспал, но цифры, которые его преследовали, захватили последний бастион, окружили его плотными рядами, напирали со всех сторон – здесь, в мастерской, куда раньше им ходу не было.

Фраскита услышала, что стук молотка затих, и поняла, что пора вмешаться.

Она, в свою очередь, вторглась в запретное пространство, где Хосе, сидя на полу, вполголоса бормотал цифры.