Сшитое сердце

Она заговорила с ним так, словно баюкала, и, даже не думая об этом, прочитала одну из молитв первой ночи, усыпляющую молитву. И колесник мало-помалу успокоился, цифры стали отступать, покинули погружавшегося в сон человека.

Хосе уснул прямо на полу, но огромные синяки словно нарисовали на его лице два больших круглых открытых глаза, и в полумраке Фраскита далеко не сразу заметила, что его веки опущены.

Позвав на помощь Бланку и Лусию, Фраскита подняла мужа наверх и уложила на кровать. Не упоминая о молитвах, она сказала им, что он уснул, пока она с ним говорила, и теперь она не может его разбудить.

– Муженек твой так разоспался и у него под глазами такие круги от усталости, что он, должно быть, проснется не скоро! – заключила цыганка.

– Только бы он и во сне не занимался своими проклятыми подсчетами, – пробормотала Фраскита, все еще ошеломленная действенностью своей молитвы.

– И хоть бы он потом проснулся, – прошептала Лусия. – В жизни не видела, чтобы кто-нибудь так спал!

Прошла неделя, а Хосе все не просыпался. Фраскита, следуя советам Бланки, его мыла, поила спящего и часто меняла положение тела, чтобы не образовались пролежни.

После тридцати дней и тридцати ночей такого сна – соседи думали, что Хосе вернулся в курятник, – швея поручила детей заботам Бланки и пошла навестить мать.

Той очень трудно было выкроить время, муж приковывал ее к себе, как маленький ребенок. Он целыми днями примерял старые ключи ко всем замочным скважинам, какие были в доме, и плакал, когда у него пытались их забрать. Старой Франсиске удалось убаюкать мужа, положив себе на колени его большую голову и ласково его укачивая.

– Они такие красивые, когда спят, на что ты жалуешься? – мягко пошутила старуха. – Не беспокойся, молитвы первой ночи повредить не могут. После той, что ты произнесла, Хосе проспит столько, сколько надо. Конечно, к своему пробуждению он потеряет несколько килограммов, но это ведь лучше, чем куры или цифры, правда?

Тогда Фраскита в последний раз видела родителей живыми.

Через некоторое время, осенью, они ушли, никому ничего не сказав. Обшарив всю округу, нашли их тела – они лежали в обнимку на дне оврага в нескольких километрах от деревни.

Должно быть, отец сумел уговорить жену уйти, но Сантавела так легко свою добычу не отпускала.

Фраскиту привели к останкам, и она увидела на лице матери, повернутом к мужу, то выражение спокойного счастья, какое было на нем во время их последней встречи. Мертвое лицо словно говорило: “Они такие красивые, когда спят!”

Швея потребовала, чтобы ее родителей похоронили там, где нашли, дескать, не для того они бежали, чтобы их тела вернули в деревню. Они будут покоиться рядом на том пути, который выбрали. Поскольку священник без возражений смирился с этой причудой, никто не позволил себе ни малейшего замечания. Их приберегли на потом.

Вернувшись домой после похорон, Фраскита увидела, что круги под глазами у спящего уменьшились. И тогда она, спрятав учебник геометрии, улеглась рядом с мужем и стала безмятежно ждать его пробуждения, думая о последних словах матери.

Казался ли ей и в самом деле красивым лежавший рядом с ней мужчина?

Она была привязана к нему, как судно к своему причалу, и теперь только он, вместе с детьми, и удерживал ее в деревне.

Пробудившийся от долгого сна Хосе едва мог сидеть, и прошло несколько дней, пока он начал соображать. Прежде всего надо было убедить его, что он и правда так долго спал. Он стал подсчитывать дни на пальцах, и моя мать решила, что это добрый знак.

Анита, которая в отсутствие отца старательно записывала расходы, принесла ему гроссбух, казавшийся в детских руках еще толще. Хосе улыбнулся дочери и сказал, что отныне она и только она одна будет заниматься торговыми делами семьи.