Сшитое сердце

22
18
20
22
24
26
28
30

Почему от детей скрывают такие вещи?

Следующая схватка была такой сильной, что Фраскита потеряла нить своих мыслей, а когда пришла в себя, ей померещилась рядом мать, ее кроткое лицо. Старая Франсиска никогда не помогала ей при родах, но часто оставалась где-то в доме, предпочитая заниматься уже рожденными детьми, которые жались к ней, не понимая, что происходит с мамой. Франсиска не могла видеть страданий единственной дочери. Какая же красивая была у нее мама, и как они любили друг дружку, несмотря на трещину, появившуюся между ними после ее замужества!

Ее живот внезапно сжался, и у нее перехватило дыхание.

Женщинам надо бы взять нитку, чтобы указать путь заблудившейся в ее теле девочке. Пусть отправят ей нитку, чтобы за нее ухватиться…

Нитка. Вышивание. Дети, выкроенные из ее плоти бусины, вышитые улыбки, и так много красок на тканях, чтобы выразить радость или горе. Столько красок! Тогда почему же ее так завораживает белый цвет?

Ей надо понять, а чтобы понять, надо снова начать вышивать, снова взяться за работу… Заново сшить края мира, не дать ему обтрепаться, расползтись. Залатать бедного своего Хосе, пока он сам из себя не высыпался. Залатать его, пришить к ее плоти, не то они вскоре пойдут по дорогам поодиночке…

Уснуть… Нет, нельзя… Остаться! Держаться! Она скоро будет здесь… Встретить ее…

Веер-бабочка все еще летел над горами и морями, ожившая тряпочка, которую она без мучений высвободила из своих пальцев. Бабочка дается легче, чем ребенок.

Боже мой! Как жестока жизнь!

Есть молитва, которую она выучила, молитва, которую надо произнести вслух, но губы склеились, и тишайший шепот разорвет ей лицо…

Уйти! Покинуть эту обитель боли! Оставить девочку там, где она теперь, раз ей там хорошо! Может, она спит в тепле. Зачем ее будить? Зачем выдергивать с корнями?

Девочка надолго застряла у выхода из материнского тела, между жизнью и смертью. Она ждала знака – рассвета…

Путь ей указала свеча Бланки.

– Тужься, дочка! – кричала Мария, усевшись Фраските на живот. – Тужься, а главное, не сдавайся! Не засыпай снова, а то ребенок уйдет. Вот она…

– Слезай со своего насеста и занавесь зеркало! – заорала цыганка, когда, все еще путаясь в материнской утробе, показалась малышка. – Накрой зеркало, говорят тебе, чтобы ее душа от нас не ускользнула! Смотри на пламя свечи, дитя мое! Смотри на этот свет! Это он привел тебя сюда, а не его отражение! Отражение – не истина мира, не заблуждайся!

В комнату проник рассвет, и девочка закричала.

– Эта паршивка не любит ночь, – выдохнула взмокшая Мария. – Ну и досталось же нам! Не выдавай таких слишком часто, если не хочешь нас уморить. Знаешь, мне кажется, староваты мы становимся для этого ремесла, пора готовить смену. Младшая Капилья уже несколько месяцев помогает мне как может. Она хорошая девочка.

С улицы кто-то позвал, перебив повитуху. Просили прислать одну из повивальных бабок к сапожнику.

– Едва закончилось здесь, как уже начинается в другом месте! – проворчала тощая старушка. – Вы, стало быть, никогда не перестаете производить на свет малышей? Бланка, пожалуйста, сходи туда ты. Если я прямо сейчас займусь тем ребенком, к вечеру тебе придется меня обмывать!

Бланка улыбнулась: