Вот и старайся во благо других людей, никаких аплодисментов и благодарностей.
Между прочим, я несколько дней собиралась с духом, чтобы совершить возвышенный акт самопожертвования во имя светлого будущего Антона. И у меня почти получилось – еще несколько метров, и я бы красиво покинула его, осыпанная ослепительным сиянием своего великодушия.
Антон насвистел – довольно точно и насмешливо – всем известную мелодию Чайковского, правда, почему-то из танца маленьких лебедей. Я невольно фыркнула, уж очень она не подходила пафосу момента, а потом, опомнившись, скорбно нахмурилась.
– Мирослава, давай все сначала. Тебе нужно побыть одной и все обдумать?
– Угм.
– Ты хочешь расстаться со мной?
– Угм.
– Ты хочешь остаться со мной?
– Угм.
Что?
Погодите-ка. Кажется, он меня совсем запутал.
– Какие иезуитские экспресс-курсы ты окончил? – спросила я подозрительно.
Его глаза весело блеснули.
Обратный процесс перетекания из манекена в человека начался, и от этого невероятным образом в меня саму будто вливалась энергия. Теплая-теплая. Солнечная-солнечная.
Плохое настроение, так долго грызущее мою печень, как ветром сдуло.
Ну, привет, игривая и самым неожиданным образом возбудившаяся Мирослава.
Я повернулась так, чтобы лучше видеть его лицо. Привычно пощекотала под подбородком. Утро. Щетина появится после четырех часов дня. Плюс-минус.
– Думаешь, ты тут самый хитрый? Но не получилось ли так, что ты надул сам себя? – вкрадчиво спросила я и вдруг лизнула верхнюю губу Антона.
Не думайте, что это только его застало врасплох, для меня такой поступок тоже стал сюрпризом.
– Каким образом, Мирослава? – тягуче, бархатно, очарованно прокатал мое имя-карамельку на языке Антон.