– Передумали? – обеспокоенно озиралась я по сторонам.
– Вряд ли, – пожал плечами мой спутник, сильнее сжимая пальцами мою ладошку. – Может, пробки или задержка самолета. В любом случае, ждем. Дед любит появляться в момент самой кульминации вечера, – фыркнул Мир. – Собственно, как и братец.
Если бы я знала, какой будет “кульминация” этого вечера, то уехала бы еще в самом начале…
Глава 28. Мирон и Лера
Мирон
Родители появились за считаные минуты до начала показа.
Вплыли грациозной, элегантной парой в банкетный зал и первым делом направились в нашу с Лерой сторону.
Матушка, как всегда, была сама утонченность. В нежном светлом платье в пол, которое потрясающе подчеркивало ее фигуру и натуральную красоту. Она была у меня ярой противницей пластики и прочих женских “хитростей” и всегда повторяла, что годы не остановишь и женщина прекрасна в своей естественности. А отец в неизменном темно-сером клетчатом костюме, с плутоватой улыбкой на губах и влюбленным взглядом, направленным в сторону идущей с ним под ручку жены. Юнец юнцом.
Иногда смотрю на этих двоих и понимаю, что годы их совсем не старят. Наоборот. Оба только все больше расцветают от любви. Молодеют. И хорошеют от уютной, размеренной жизни, которую сейчас они уже могут разделить только на двоих. Жизни в милом домике на побережье за границей. Куда они, кстати говоря, смотались подальше от вездесущего деда. Который, что удивительно, приехал сегодня вместе с ними.
Когда Рустам Нодарович Троицкий зашел в зал, атмосфера изменилась. По крайней мере, для нашего столика точно. Как по мне, под потолком почти ощутимо замаячили грозовые тучи, а воздух наэлектризовался. Сама аура этого мужчины в годах давила неимоверно, несмотря на его ослабшее в последние годы здоровье.
– Это он? – прошептала Лера одними губами. – Твой дедушка?
– Он, – прокашлялся Костян, опережая меня и тут же делая глоток игристого из бокала.
– Пугающе суровый. Он всегда такой?
– Всегда, – опять ответил за меня Костян.
– Ну, а в детстве, Мир? Вы ладили? Ты же его внук...
– Никогда, Лера, – это уже сказал я, поднимаясь и подавая поежившейся Совиной руку.
Дед тем временем придирчивым, тяжелым взглядом обвел зал, рассматривая гостей за столиками и, в конце концов, сфокусировал свой черный сканирующий взгляд на мне. На мне, а потом на Лере. Оценивающий и всего на мгновение удивленный.
Признаться честно, мне в этот момент стало не по себе. Внутри все задребезжало. Но это точно была не неловкость или смущение. Скорее, на душе скребло неприятное чувство, тянущееся еще из детства. Чувство, будто ты кому-то что-то должен. Ему, собственно. Будто я ему чем-то пожизненно обязан, хотя по факту – ни хрена.
Все, что есть у меня, построено моими руками, на мои силы, связи, деньги и нервы. Однако этот взгляд, он всегда пробирал до самых потаенных уголков души. Может быть, поэтому я предпочитаю лишний раз с ним не встречаться?
Не могу сказать, что мы когда-то сильно ладили со стариком. Скорее, держали почтительно-уважительную дистанцию. Он недолюбливал меня за то, что я ребенок от неугодной ему невестки, а я не имел желания его разубеждать. Отца, к слову, дед тоже не жаловал. Хотя, казалось бы, родной сын! Но нет. То, что в свое время Александр Рустамович Троицкий решил пойти против воли отца и проигнорировал семейный бизнес, уйдя с головой в творчество, стало для деда ударом. А потом появилась еще и мать, которую Рустам всегда считал недостойной носить фамилию Троицких. Простая, милая, скромная, из рабочего класса, звезд с неба не хватала и к роскошной жизни не рвалась. Исключительно к счастливой. И так уж случилось, что отец влюбился. Без ума и без памяти. Сделал первое предложение маме уже через пару дней после знакомства, ожидаемо получив отказ. А потом наступила череда ухаживаний и попытки завоевать сердце любимой, растянувшиеся практически на два года. Отец до последнего не говорил, кто он и из какой семьи. Никаких материальных интересов. Исключительно чувства, на которые мать не сразу, но ответила, поняв, что Александр – это ее человек от и до. С того момента, когда прозвучало пятое по счету предложение “руки и сердца” и случилась свадьба родителей, связь отца с дедом была разнесена практически до основания. Последовало угрюмое молчание долгие годы.