– Девушка, с вами все в порядке?
– Да, – киваю. – Спасибо, – выдыхаю, уставившись в окно на серость столичной зимы.
В порядке. Настолько, насколько это вообще возможно.
На глаза наворачиваются слезы, а губы начинают дрожать, приходится их поджать.
Ева, бери себя в руки! Сейчас не время ныть и расклеиваться. Вот как только выяснишь, что с бабулей, удостоверишься, что с ней все в порядке и ничего критичного не случилось, вот тогда будешь искать варианты, как связаться с Дамиром. Да и он должен кинуться на мои поиски. Уверена. Я верю ему. Я нужна ему. Он не мог обмануть.
Толкаясь в плотном потоке машин, спустя пару часов я наконец-то попадаю домой. Своими ключами отпираю дверь. Ставлю чемодан в углу коридора. В воздухе витает приятный запах чего-то печеного. Родного. Домашнего. Но с примесью лекарств, а именно корвалола. Бабуля редко им пользуется. Но сейчас я отчетливо чувствую его едкий запах.
– Баб? – сбрасываю ботинки и снимаю куртку. – Баб? Я дома!
В ответ тишина.
– Злата? – я прохожу на кухню, но тут нет ни одной, ни второй. Стоит пузырек зловонного корвалола и стопочка, из которой она обычно пьет лекарства.
Может быть, уснула? А Злата отошла в магазин? Или вдруг бабулю забрали на скорой…?
Но не успеваю я испугаться, как слышу тихий голос из гостиной. Бабушкин голос, словно она с кем-то разговаривает. Живенько так, эмоционально, но шепотом, будто боится, что ее подслушают. Но так как одежду гостей или медиков я не заметила, и Златкиных вещей тоже нет, подруга куда-то ушла, значит, бабушка может говорить только по телефону.
Мне бы быть хорошей внучкой. Разволноваться за ее здоровье. Рвануть в гостиную и заявить о своем возвращении, но тон Алевтины Петровны меня сильно настораживает. Слишком он… решительный и не терпящий возражений для больного человека с высокой температурой.
Осторожно, на носочках прохожу к приоткрытой двери, ведущей в ее спальню, и замираю, практически не дыша.
– ...ничего смертельного я не придумала. Просто чует мое сердце, что обидят там ее! Живет непонятно с каким мужиком, за тысячи километров от родного дома, я же говорила тебе, что мне с самого начала не нравилась эта ее практика?! – бабушка действительно с кем-то ругается по телефону, стоя у окна. Видимо, одна из ее подруг. И нет, голос ее достаточно бодр, больной она не выглядит. Тогда я не пойму, что это был за спектакль и где моя подруга, которая должна была за ней присмотреть?
– И ничего я не лезу! – снова начинает причитать ба. – Просто воспользовалась моментом, как только она вышла на связь.
Пауза. Я прикрываю рот ладошкой и, кажется, слишком громко дышу. Но бабушка меня до сих пор не замечает.
– Да нет, еще не звонила. Как прилетит, тут же наберет, она у меня правильно воспитана, – вздох. – Чего врать то сразу?! Ничего я не врала, так, чуть сыграла больную, вспомнила времена своей молодости. Температуру на ртутном градуснике нагреть – не проблема. Злата эта ее повелась на раз-два, а сейчас вон, в аптеку за кучей лекарств побежала. А в остальном… возраст у меня немаленький, Степановна. Мне положено причитать и жаловаться на сердце.
Что?! – чуть не выдала я своего присутствия, возмущенно пискнув.
Нагреть температуру? Положено причитать? Да быть того не может! Я даже кулаки сжала от досады. Ну, бабуля! Я значит бросаю все, паникую, боюсь, суечусь, оставляю любимого мужчину, а пожилая авантюристка просто… прикинулась больной, потому что ей, видите ли, не нравилась моя практика? Не верю. Да как она могла?!
– Евангелина у меня более послушная, чем Ольга, – продолжает вещать ба с некоторой ленцой. – Я в ней нисколько не сомневалась. Это та могла встать в позу и упираться рогами, а эта девочка домашняя. Дочь не воспитала как должно, так хоть с внучкой проблем нет.