Его (с)нежная девочка

– То и значит. Уехала она! Сбежала она от тебя, понятно?!

– Что?

Что значит, сбежала “от меня”?

Глава 46. Дамир

Из дома снежинки выхожу в состоянии полного непонимания происходящего. Голову просто распирает от дурацких мыслей. А это брошенное бабушкой Евы “сбежала от тебя”  почву из-под ног вышибает конкретно. Что, мать вашу, происходит?!

Изнутри просто бомбит, да так, что хочется со всего маху зарядить кулаком в стену или хорошенько кого-нибудь обматерить. Спустить всех собак на первого попавшегося под руку человека. И Славе очень везет, что я, собирая остатки силы воли, молча сажусь в тачку и называю свой адрес.

Мне нужно в душ.

Мне нужно выпить хрен знает какую очередную чашку кофе и немного прийти в себя, потому что сейчас у меня взгляд разъяренного быка, и я на грани срыва. Могу наворотить такого, что век не отмоюсь.

А вечером снова приеду к дому Евы. Не могла она уехать! Хоть убейте, не могла!

Я не поверил тогда, в Церматте, Нике и не поверю сейчас ее бабке. Пока лично не удостоверюсь, что она от меня отвернулась, буду бетон грызть, землю рыть, но найду, если она и правда уехала, чтобы поговорить лично. Вдвоем. С глазу на глаз.

Но снежинка должна была меня дождаться, должна была понимать, что я буду ее искать. Или и правда я слишком многое о себе возомнил? Слишком приукрасил в своей голове ту злосчастную неделю, что мы знакомы?

Жениться. Свадьба. Смешно будет, если Ева и правда от меня сбежала. Только зачем и почему? Я не давил, я не ущемлял ее в свободе выбора и готов был на руках носить. От чего тут можно было сбежать?

“– Вернулась домой, вся в истерике! – звучит в голове истеричный вопль Алевтины Петровны. – Козел он, говорит! Сволочь! Сердце разбил, обманул, с три короба наплел, воспользовался, и… тьфу! Видеть она тебя не хочет, понял?! – кричит, с каждым новым словом вонзая словесный нож в сердце все глубже. – Уеду, говорит, а если искать будет, на порог его не пускай, бабуль. Ненавижу, сказала! – прокручивая этот “самый” нож, ввинчивания по самую рукоятку...”

Не понимаю. Ни хера не понимаю!

Откидываю голову на подголовник и потираю переносицу. Сердце долбит на разрыв аорты. Ноги нервно тарабанят, и пыльцы уже онемели от того, как сильно сжимаются в кулаки.

Если сложить сказанное Никой и Алевтиной Петровной, то, выходит, Ева ушла. Побоялась сказать мне прямо, что я ей не нужен, и ушла.

Но все равно, сука, не вяжется!

Одна все преподнесла так, будто она снова с моим сыном, а вторая, будто я разбил ей сердце, только я помню ее взгляд. Он, мать вашу, двое суток стоит перед глазами, и там точно была не боль и не ненависть, она верила мне! Она не могла уйти! Не так, не молча. Моя снежинка знала, я уверен, что ей стоит только попросить, сказать, что я ей не нужен, и я отпущу. Уничтожу себя и свою жизнь, но отпущу.

Тогда что за ерунда происходит?!

Я не отступлюсь просто так. Я приеду вечером, я буду ночевать под окнами, я вернусь утром, ночью, каждый день буду сидеть у гребаного подъезда, пока не увижу Еву своими глазами и не услышу своими ушами то, что мне так усердно талдычат все вокруг. Я не привык отступать. Я не умею отступать, и в этот раз я буду бороться до последнего, какие бы палки в колеса мне не вставляли…