Трогать запрещено

22
18
20
22
24
26
28
30

У столика появляется все тот же официант. Ставит перед Ил чашку с кофе и ретируется, бросив на эту змею плотоядный взгляд. Что примечательно, на пенке ее капучино красуется сердечко из корицы.

Я машу головой от досады. Не по зубам тебе эта кукла, парень. Пережует и выплюнет с твоей-то зарплатой официанта. У нее один чек за поход в салон выходит больше, чем твой годовой оклад.

— Будешь в моем возрасте, поймешь меня, — продолжает Илона, когда мы снова остаемся наедине. — Это в двадцать все кажется либо черным, либо белым. С возрастом цвета размываются.

— Не пойму, — подаюсь вперед. — Я не такая, как ты. И никогда такой не буду! У меня есть гордость, чтобы отступить, когда мне дают понять, что я не нужна. У тебя нет ни гордости, ни самоуважения.

— От Титова ты, однако, не отступила.

— Откуда тебе знать?

— Малышка, мне не двадцать лет. Я сильно старше тебя и гораздо больше вижу, знаю и понимаю. Ты ведь с самого начала была влюблена в него, как дурочка. Я права? Глазками хлопала, краснела, смущалась. Ох, а эти твои улыбочки, полные надежды, когда он тебя хвалил в ресторане, м-м, — закатывает глаза бывшая Дана. — Боже, это было так очаровательно по-детски, — улыбается и делает глоток кофе. — Зная Титова и его предпочтения, я удивлена, что он вообще на тебя клюнул. Ему нравятся женщины более раскрепощенные и опытные.

— Если ты думаешь, что это единственное, что привлекает Богдана в женщинах, значит, ты совсем его не знаешь, — стискиваю я зубы, сжимая кулаки под столом.

— Ты, небось, и девственность с ним потеряла? Маленькая доверчивая Юля.

— Не твоего ума дело!

Не краснеть, Юля! Не вздумай ей уступать! Как только дашь слабину, эта змея тут же затянет удавку на твоей шее. Это все тонкие умелые провокации. Острые, как бритва, попытки вывести меня из себя. Я сильней этого. Выше этого. Я не поддамся.

Спрашиваю, хватаясь за лямку рюкзака:

— Ты привела меня сюда, чтобы обсудить Богдана и его предпочтения? Если да, то лучше позвони своей подруге. Как ее зовут? Нюта? Уверена, в ее лице ты найдешь более сочувствующего твоему горю собеседника, — подскакиваю с диванчика.

— Сядь на место, взбалмошная девчонка.

— Я тебе не собака и не ребенок. Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Илона.

— Я могу поспособствовать тому, чтобы тебя вернули в Академию. Так лучше? — салютует мне чашкой с кофе, делая очередной глоток, со звоном приземляя посудину на блюдце.

— Что ты хочешь?

— Совсем немного.

— Денег? У меня их нет.

— Твой папочка не бедствует, — передергивает плечами блондинка. — Но деньги мне не нужны.