— Тогда что?
— Кто. Титов.
— Прости, что?
— Ты меня прекрасно поняла. Любимый балет в обмен на Богдана. Тебе карьера, мне мой мужчина. По-моему, честная сделка. Разве нет?
— Честная сделка?! — охаю я, делая шаг к Илоне. — Ты уничтожила мою жизнь своей выходкой! Нет, это не честная сделка, черт возьми! И Богдан не разменная монета, чтобы менять его на что-то. Боже, ты просто ужасна!
— Я предпочитаю слово — амбициозна.
— Это не амбиции, Илона, — рычу, — это эгоизм! Не я тебя бросила. Он тебя бросил. Неужели ты правда веришь, что после всего случившегося Богдан к тебе вернется? Да брось, не настолько же ты глупа!
— Вернется или нет, это уже мои проблемы. Я девушка изобретательная, а ты плохо знаешь мужчин с разбитым сердцем. Они готовы броситься к первой же, готовой приласкать и утешить. А уж это я делать умею очень и очень хорошо.
— Отвратительно, — морщусь я, машинально отшатываясь. — Это просто отвратительно!
— В твоей оценке не нуждаюсь, малышка. Сейчас мне нужно лишь одно, чтобы ты убрала свою вертлявую задницу с моего пути. Исчезни из нашей с Титовым жизни, и я поговорю с вашей ректорессой о твоем отчислении.
— Нет никакой «вашей» жизни, если ты все еще это не поняла!
— Богдан мой! — подскакивая с места, нависает надо мной стерва, тыча пальцем в мою грудь. — Он был и будет моим. Ты для него просто красивая кукла на «поиграться». Поняла, прима?! Хотя, — трогает губы Илоны мерзкая ухмылка, — какая же ты теперь «прима»? Балета и Академии тебе не видать, принцесса. Ты ни-кто!
Перед глазами кровавая пелена. В ушах шум. Меня накрывает. Я хватаю со столика чашку Илоны с недопитым кофе и, совершенно не беспокоясь о том, что напиток может обжечь, выплескиваю содержимое на ее кремовое платье.
Илона ахает, отскакивая. Коричневое мокрое пятно расплывается по ее груди. Блондинка хватается за салфетки, взвизгивая на ультразвуке:
— Ах ты ж… пигалица тупая!
Я со звоном грохаю чашку обратно на блюдце, бросая сквозь зубы зло:
— Да пошла ты, Илона! И ты, и ректоресса, и твои сволочные друзья! Богдан мой, а ты просчиталась, стерва! — разворачиваюсь, гордо выпрямив спину, чеканю шаг в сторону двери, пропуская мимо ушей брошенное мне вслед:
— Да на хрен ты ему будешь не нужна! Без твоего балета ты ничего из себя не представляешь! Ты ничем не лучше меня! Приживалка малолетняя! Данилова! Данилова, стой… — следующие ее слова я уже не слышу. Дверь в кафе закрывается, и оскорбления бывшей Титова тонет в гуле машин, несущихся по широким улицам Невского.
Я вдыхаю полной грудью морозный загазованный воздух. Сворачиваю в соседний переулок и, натянув шапку, топаю в сторону общежития. Слез больше нет. Я по-прежнему не знаю, что буду делать дальше, но я не «приживалка»! Я не пусто место! Илона ошиблась. Я никогда не буду такой, как она: алчной и озлобленной сукой, у которой вся жизнь — это сходить в салон и ублажить мужика. Никогда не буду сидеть ни у кого на шее. И Титов меня любит. Я знаю это. А Илона может захлебнуться собственным ядоом.
Достаю телефон, снова набирая номер Богдана. Еще и еще раз — ответа нет.