Трубадура

22
18
20
22
24
26
28
30

Тура свернула аккуратно шаль, положила брошь и кольца в черную лаковую коробочку с красной птицей и решительно вышла из спальни.

 *

Спустя неделю Тура застукала мать за вытаскиванием столовых приборов из буфета. На резонный вопрос: «Зачем?» последовал невнятный ответ про то, что серебро надо почистить. А до этого пропал набор для водки императорского фарфорового завода. Думала, показалось, что стоял не на том месте. Теперь понимает – не показалось, пузатый синий штоф и шесть крошечных рюмок всегда стояли на верхней полке слева. Теперь там пусто.

На следующий день, пока Елена была на работе, Тура вызвала слесаря и врезала во все двери, кроме комнаты Елены, новые замки. Теперь она могла себе это позволить. Она теперь богатая наследница. По-настоящему богатая.

13.9

Визит в банк ошарашил. Она долго смотрела на банковскую выписку. Смотрела, переводила взгляд с цифры на лицо сотрудницы, и потом обратно на цифры. Потом в очередной раз  выслушала уже известную информацию про шесть месяцев и кивала рассеянно.  А она-то думала, что после двух обнаруженных в комоде и столе конвертов с наличными – и крупными по ее мерками суммами! – ее уже ничем не удивишь. Ну да и пусть лежат деньги в банке. Целее будут.

 А ведь дед всегда прилично зарабатывал. В доме был достаток. Куда пропали деньги после смерти бабушки, Тура не задавалась вопросом. Наверное, была и пенсия приличная, и компенсации-дотации из-за статуса блокадника – Тура в этом не разбиралась и никогда не лезла – дед не пускал никого в свои дела. И теперь вот эта красота в банковской выписке.  Тура столько лет голову ломала – как хозяйство вести, как на ремонт денег скроить, как то, как это сделать. А могли бы ведь…

Эх, дед, дед…

Иногда Тура хотела рассказать об этом Елене – что, помимо квартиры и обстановки, Туре еще и денег привалило. Рассказать, чтобы просто посмотреть, как исказиться злобой лицо матери. Послушать, как она начнет кричать гнусности и гадости. Какой-то предохранитель сгорел, Тура перестала ждать от Елены чего-то, отличного от негатива.   Более того, в этом негативе, в волне дурных и злых слов стала находить извращенное удовольствие. Скорее всего, дело в том, что это была бессильная злоба. Смерть Павла Корнеевича  поменяла расстановку фигур в их сложной семейной партии. И в выигрышной ситуации оказалась не мать, а дочь. Как распорядиться этим положением, Тура пока не знала. Но не могла отказать себе в мелком и не очень благородном удовольствии продемонстрировать свою власть. Как это произошло со сменой замков. Елена даже слюной брызгала, но толку-то? Когда-то Тура сломала себе голову в попытках придумать приемлемую схему продажи антикварного стола в своей комнате. Теперь ей дурно делалось при мысли, что пропадет хоть что-то. Ей остро хотелось оставить все, как есть. Как было при деде. Законсервировать это время. Время, когда она была счастлива. Теперь только понимала, что это было оно. Вот такое не очень-то похожее на счастье на первый взгляд – со старым дедом, с проблемами, с сумасшедшим  хозяйством на плечах, с капризными клиентками и черноглазым квартирантом. А теперь же ничего этого нет. И не вернуть.

Даже капризных клиенток не вернуть. Тура не торопилась с поиском работы, но она нашла ее сама. И пусть до нового места работы добираться  час с двумя пересадками, но это филиал европейской клиники. И там совсем-совсем все иначе. И неплохой школьный английский – язык давался Туре легко - пригодился. И аппаратура там, и косметика, и обстановка – все на таком уровне, что салон в окрестностях Невского кажется самодеятельностью. И почти сразу речь зашла о перспективе обучения – возможно, придется ехать в Милан, там образовательный центр. И ассоциативно сразу вспоминается другая история с повышением квалификации, но Тура не позволяет себе об этом думать. День за днем, час за часом. Прожит день, прожит час – и то благо.

Суровая нить распускается, но потихоньку, не спеша, плавно. Спасибо, тетя Марит. Все, что вываливается, Тура проживет, протрет, просеет, проплачет. И выплывет. У нее же отец капитан.

Кадр четырнадцатый. Роберто Росселлини

Кадр четырнадцатый. А с этого момента в нашем кино начинается эпоха неореализма. Что было до этого? Затрудняюсь ответить. Одно можно утверждать смело – кино скоро кончится.  Или кино, или режиссер.

Завтра сорок дней. Целых сорок дней прошло с того дня, как деда не стало. Как она прожила их? Если бы могла вспомнить… Событий, дел, перемен – тьма. Но не задерживаются в памяти, быстро исчезают. Освобождая место новым.

Когда  Тура думала, выходя из здания банка, что сильнее ее удивить невозможно – она ошибалась. Не прошло и двух недель, как ее снова настигло прошлое. Неожиданно ворвалось в ее жизнь – сначала телефонным звонком.

- Тура Павловна Дурова?

- Да, это я.

Телефон по-прежнему звонит часто. Вот так бы он звонил, когда дед был жив. Но когда его не стало – всем он стал нужен. Или память о нем. Или информация. Или какие-то бюрократические вопросы. Как и сейчас. Голос в трубке официальный, хотя какие-то странные интонации проскальзывают.

- Вас беспокоят из консульства Норвегии.

Пять простых слов, но, осознанные, они заставили ее сначала похолодеть, а потом обжечься внутренним жаром.