Укрощение рыжего чудовища

22
18
20
22
24
26
28
30

Глеб Николаевич немного слукавил. Сейчас речь шла не о ранении. А о пуле, застрявшей в мягких тканях неизвестно сколько лет назад. Но сути дела это не меняло. Ему нужно знать правду.

Тихий положил пакет с пулей на тумбочку, рядом с телефоном. И молча уставился на врача – никак не комментируя последние его слова.

– Не желаете мне рассказать, каким образом пуля оказалась в вашем плече? – обманчиво спокойно спросил Самойлов.

– Зачем вам это, доктор? – так же обманчиво тихо ответил его собеседник. – Многия знания – многия печали. Скажите – сколько? Сколько нужно заплатить, чтобы вы забыли о том, что вытащили из моего плеча?

Глеб Николаевич покачал головой. Непрошибаемый совсем. Умный, уверенный в себе, просчитывающий, думающий, что всё знает и всё может купить. Вообще, парням с такими габаритами и таким взглядом на жизнь мозги обычно полагались в секвестированном объеме. Этому же явно по какому-то капризу природы мозгов досталось пропорционально весу. То есть до хрена. Это явно по глазам читалось.

– Боюсь, Тихий, так мы с вами ни до чего хорошего не договоримся. – Тон заведующего заметно похолодел, стал жёстче. – У меня в этом деле свой интерес, который денежными знаками не выражается. Так что монетами звенеть не трудитесь.

– Извините, не хотел вас обидеть, доктор, – неожиданно пошёл на попятный Тихий. – А что у вас за интерес к этой дурацкой пуле? Не стоит она того. Поверьте, ничего интересного.

– Интерес мой таков, – Самойлов откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Позавчера в мое отделение вас доставили собственноручно мои собственные дети – Николай и Варвара Самойловы. Они, конечно, с детства норовили то голубя со сломанным крылом домой притащить, то котёнка бездомного. Но чтобы целого человека, да еще в предкаматозном состоянии – это прямо в первый раз такое.

Тин не сразу осознал услышанное. Потом растерянно перевёл взгляд с лица заведующего, смутно кого-то напоминающего, но он никак не мог сообразить, кого, потому что голова до сих пор соображала не очень хорошо – на его грудь. Прищурился. Прочитал, шевеля губами, то, что написано на бейдже. И потрясённо прошептал:

– Господи…

– Иногда меня называют и так, – невозмутимо кивнул Самойлов. – Но я предпочитаю, когда меня называют по имени-отчеству.

Варин отец. Этот суровый здоровенный заведующий травматологическим отделением – Варин отец. Хирург, который его оперировал. Врач, который спас ему жизнь. Во дела…

– Ну-с, – Глеб Николаевич не дал Тину времени на раздумье. – Расскажешь, как дело было, Тихон? Или я права знать не имею, во что такое мои дети вляпались?

Вопрос был поставлен предельно честно и откровенно. И отказать этому человеку теперь уже нельзя.

– Расскажу, – Тихон кашлянул, пряча неловкость. – Вы извините, Глеб Николаевич… Я не знал, что… – он нервно вдохнул. – Не обратил внимания на ваше имя-отчество. Или не называл вас никто, всё больше «заведующий». Или… Хотя должен был догадаться, сын на вас похож. Да и Варя… чем-то… Чёрт! Башка совсем не соображает. Извините.

– Это последствия ишемии и наркоза. Пройдёт со временем, – тон Самойлова смягчился. – Давай, рассказывай, герой.

– Долгая история, – вздохнул Тин. – Я сейчас воды только попью, ладно?

Глеб Николаевич кивнул. И в это время за его спиной открылась дверь в палату. Заведующий обернулся. На пороге возник отец Аристарх. Хотя Самойлов не сразу узнал Тихого-старшего – тот был не в рясе, а в обычных брюках и свитере. Вкупе с очками, шапкой седых кудрей и импозантной бородой Аристарх Тихий походил, скорее, на учёного или университетского преподавателя, нежели на священнослужителя.

– Глеб Николаевич, здравствуйте, – Аристарх Петрович шагнул в палату, протянул руку поднявшемуся ему навстречу Самойлову. – Еще раз примите отцовскую благодарностью. За всё.

– Это моя работа, – стандартно ответил Самойлов, отвечая на рукопожатие. – А мы тут, – обернулся он к Тихому-младшему, – с вашим сыном интересную беседу ведём.