– Не хочу ничего, – повторяет она упрямо, но устало.
Воспоминания детства: когда болеешь – нужно съесть куриный бульон. И фрукты еще. Хотя, наверное, сейчас явно не та ситуация. Фиговая из него нянька для капризной принцессы. Ладно, апельсинов купит. Их она любит точно. Сам ограничится универсальной едой на все случаи жизни – пельменями.
На полу возле кровати стоят тарелка с дольками апельсина и стакан вишневого сока. Всё нетронутое.
– Надь, ну поешь хоть что-нибудь.
– Я завтракала в больнице.
Вот врет и не краснеет. Так он и поверил, что Надин Соловьева ела больничную кашу.
– Я тебе печенье купил, вкусное. Может, чая? Крепкого, с лимоном и…
– Вик, полежи со мной…
– Что?
Она не смотрит на него.
– Мне холодно.
– Я сейчас одеяло еще одно достану.
– Вик… полежи со мной… пожалуйста. Просто полежи рядом. Недолго. Я… – Она наконец-то поднимает на него взгляд. – Мне это нужно. Просто полежи рядом со мной. Как плюшевый мишка.
Плюшевый мишка. Охренеть. Наверное, теперь по горлышко. Больше всего сейчас хочется рвануть из квартиры вон, хлопнув от души дверью. Чтобы не быть плюшевым мишкой для любимой девушки.
А вместо этого… Что он делает? Почему не может сказать ей «нет»? Никогда не может!
Виктор лег рядом, поверх одеяла, не прикасаясь и стараясь не смотреть Наде в глаза. Хрен ему это помогло. Надя выбралась из-под одеяла, придвинулась сама, он едва подавил вздох. Уткнулась носом ему куда-то в надпись «Hobbit» на футболке. И, спустя пару секунд, руку ему за спину. Прижалась и затихла.
А у плюшевого медведя рвется на части его отнюдь не плюшевое сердце. Рвется от противоречивости того, что бушует в этом самом сердце. Очередное унижение – быть грелкой для нее, жилеткой, спасательным кругом. И ничем больше. Это так очевидно, так явно. Измученная синева глаз, мольба во взгляде. А с другой стороны – ну не может он отказать ей, когда она нуждается в нем! Хоть так, но нуждается. И лежать рядом с ней всё равно сладко, так сладко, что поневоле можно уже начинать опасаться за то, что организм опять подведет непредсказуемой физиологической реакцией. И это будет сейчас совершенно некстати. И всё равно руки удержать невозможно, ладонь ей на плечи, он тихонько перебирает волосы. Чувствует себя откровенно жалким извращенцем. Утешается лишь тем, что менее чем через два месяца он будет лишен даже этого. Не увидит. Не прикоснется. Так пусть у него останутся хоть какие-то воспоминания.
– Согрелась? – Так трудно удержаться от желания прикоснуться к ней губами, хотя бы вот ко лбу. Он помнит, какая у нее гладкая кожа…
Тишина в ответ. Ровное тихое дыхание. Согрелась и заснула. Из него получился идеальный плюшевый мишка.
Тихонько, чтобы не потревожить, Вик встал, накрыл Надю половиной одеяла. Пошел на кухню, заварил себе крепкого сладкого чая, с лимоном. От которого отказалась принцесса. И сел работать. Даже плюшевым медведям необходимо работать. Если удастся себя убедить, что у мягких игрушек не может болеть сердце.