– Жить буду, – сказала Надя небрежно. – Где такси?
– Я машину у матери взял.
– Ух ты… Поедем на «Ауди»? Ты сегодня властелин колец?
– Да.
– Шикарно. Я тронута.
Какого чёрта она ёрничает?
– Угу. Там как раз специально для тебя светлые кожаные сиденья, кстати.
Она резко останавливается, а он понимает, что перешел все границы.
– Надь, извини. Я это… не подумав, ляпнул. Черт, извини.
Он ждет, что она сейчас устроит ему скандал, наорет, обзовет хамом. Но она лишь кивнула.
– Ничего. Я заслужила. – И, пресекая его попытку что-то сказать: – Пойдем. Где машина стоит?
– Домой? – Он задает совершенно очевидный вопрос, но молчание угнетает. Щелкает ремнем безопасности, поправляет зеркало заднего вида. Он не любит ездить на этом бегемоте, но свою машину отец не дал, не может ему простить ту пустяковую царапину на бампере. – Надь, ты спишь, ау? Я спрашиваю: домой тебя отвезти?
– Домой, – кивает она. – К тебе.
– Что?
– Вить…
Она поворачивает голову в его сторону, и ему кажется, что он видит ее первый раз в жизни. Нет дерзкой, насмешливой, идеальной красавицы. Лиловые тени под глазами, волосы небрежно заплетены в косу. Синева глаз будто чернильная. И всё равно Надя кажется ему безумно красивой. Даже более красивой, чем обычно. Такой… настоящей. Без маски. И очень хрупкой, почти стеклянной. Тронь – разобьется.
– Я понимаю, что втянула тебя во всю эту историю без твоего ведома. Я виновата перед тобой.
Он не знает, но она вкладывает в эти слова совсем иной смысл, неясный даже ей самой. Но уверенность четкая – ей есть в чем извиняться перед Виком.
– Но все-таки попрошу тебя. Можно, я у тебя сегодня побуду? Один день, Вик. Я прошу тебя. Я не могу сейчас домой. Мне надо с мыслями собраться. А в больнице… так тошно.
Вот тут он ее понимал, как никто. Больницы ненавидел. Но… это как-то неправильно.