– Слушай, правда, у каждого своя жизнь. Ты очень привлекательная, и ты имеешь право…
– Ты считаешь меня шлюхой! Неплохо…
– Нет же!
– Тогда я не понимаю! Какого рожна ты считаешь, что я меняю парней как перчатки? Что у меня каждый день в постели новый… – У нее пресекается голос.
– Слушай, я не думаю, что у меня есть право тебя осуждать, правда…
Она резко поднимает руку, призывая его к молчанию. И он подчиняется, настороженно глядя на нее.
Надя вздыхает глубоко, проводит ладонями по лицу. А потом нарочито спокойно и негромко цедит сквозь зубы:
– Трое.
– Что? Я не понял…
– До тебя было трое. Тех, с кем у меня были отношения. Легионы мужиков, якобы прошедших через мою постель, гнездятся только в твоем больном воображении. Как тебе это только в голову пришло? Их было трое. Трое!
– Я не…
Надя не слушает его. Она проходит в комнату и садится в кресло.
– Не веришь? Мне плевать! Мне плевать на твое мнение, плевать на то, веришь ты мне или нет! – Она говорит громко, почти кричит. Надо успокоиться! – Вик, я же… Ты что, правда, считаешь, что я дарила любовь каждому, кто домогался меня? Это смешно! Это не… Меня не так воспитывали, если хочешь знать! У меня есть самоуважение, чувство собственного достоинства и разборчивость, в конце концов! Вокруг парней много, тут ты прав. Много, очень много. И мне нравится быть в центре внимания, я врать не буду. Но это же нормально для женщины, чтобы она нравилась! Но позволять каждому… Существует обыкновенная брезгливость, понимаешь? Я же не проститутка!
– Надя, подожди. Я не…
– Не перебивай. Я тебе всё скажу! Мне по фигу, что ты обо мне вообразил! Я не собираюсь оправдываться, было бы перед кем! Я оргазм-то в первый раз в жизни испытала… пару месяцев назад. Догадаешься, с кем?
Вик попытался что-то сказать, но она его снова перебила.
– Я раньше… до тебя… всегда терпела только… скорее бы кончилось. Всегда… старалась избегать этого… по возможности. Странно, да? Для той, которую ты считаешь такой… многоопытной. А мне не нравилось! Пришлось научиться притворяться, что мне хорошо. Чтобы не лезли лишний раз, чтобы быстрее отстали, – усмехнулась горько. – Могу сдавать экзамен по имитации оргазма. Хотя… в реальности всё было по-другому. Гораздо… гораздо… не знаю! Иначе.
– Надя, послушай…
– Не буду я тебя слушать! Я уже поняла, что ты мне не веришь! Даже в то, что ты единственный… – Тут щеки залило предательским румянцем, но она решила идти до конца в своей откровенности. Вряд ли им выпадет шанс еще так поговорить. Вряд ли она еще раз решится так открыться. – Ты единственный, кому я позволила… кто… – Она прикусила губу, как же неловко, почти стыдно об этом говорить. Но, к черту! Она же общедоступная в его глазах! – Ты первый… и единственный… кому я позволила… ласкать… целовать себя… там. Чтобы ты ни думал – я перед каждым встречным ноги не раздвигаю!
Всё, а вот теперь надо уходить. Бежать. Спасать королевское достоинство. Потому что Надин Соловьева никогда не плачет.