Малыш, который живет под крышей

22
18
20
22
24
26
28
30

Кира прислушалась к своим ощущениям. Болела голова, но умеренно. Пить хотелось смертельно. Инспекция памяти упорно подсовывала Влада с влажно поблёскивающими губами и глазами. Кира негромко застонала и принялась себя ощупывать. Одета. Совсем. В том смысле, что не только платье на месте, но и трусы. И всё в пристойном виде. Непонятно-о-о… И тут невнятное фоновое бормотание прервал энергичный мужской голос, произнёсший что-то, похожее на «твою мать!» Влад?

Кира, опираясь на локти, села. Штормило. Это всё текила. Специально ее пила – потому что от текилы у нее всегда амнезия. Вот и в этот раз тоже.

Кира осторожно спустила ноги с кровати. Прямо в пластмассовый таз. Рядом с которым обнаружилась бутылка минеральной воды. Это было спасительно! Но провалы в памяти не ликвидировались. Утолив пустыню внутри, Кира поднялась и решительно отправилась к источнику света и звука.

На бежево-чёрным диване восседал с ногами пан Мáлыш собственной персоной. Зелёная футболка, серые спортивные штаны, бокал с пивом в одной руке. Другой обличительно тычет в экран. Явление Киры он прокомментировал возмущённым воплем: «Какое еще «вне игры»! Два – ноль!» Ей пришлось кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание. Макс повернул голову. Смерил ее внимательным взглядом.

– Фигово выглядишь.

– Спасибо.

– Ванная там, – махнул рукой, в которой не было бокала.

– Зачем?

– Мне кажется, тебе должно хотеться в душ, – невозмутимо ответил он. – Или хотя бы умыться. У тебя тушь посыпалась.

И тут память неожиданно выдала просвет, и Кира вспомнила, как ее тошнило. Боже-е-е… Если она испачкала светло-бежевый салон мáлышевского «вольво»… Хотя, судя по его умеренно-благодушному настроению, до этого дело не дошло.

Макс между тем встал с дивана, невозмутимо протопал мимо нее, шустро вернулся, шлёпнул ее по плечу полотенцем.

– Если надо будет спинку потереть – свистни.

Ответа у Киры не нашлось. В голове вообще была каша, а не мысли.

– Чего стоишь? Иди. Погоди, вот! – Он стянул с себя футболку. – Держи, вдруг понадобится. Она чистая, пару часов назад надел.

Так. Наверное, ей стоит и в самом деле пойти, куда послали. Умыться. Собраться с мыслями. И не пялиться на его голую грудь. Виски он коротко стрижёт, растительность на груди, наверное, тоже подравнивает – густо, но не очень длинно. Кто его знает, с него станется… Кира повернулась и двинулась в указанном направлении.

А в ванной, вместо того чтобы приводить себя в порядок, она принялась придирчиво изучать обстановку. Всё сине-белое. Только мужское. Шампунь, гель для душа, пена для бритья, лосьон после. Зубная нить. Ополаскиватель для полости рта. Как мы любим собственные зубки, надо же!

Кира постояла в задумчивости. И решительно потянула платье вверх. В душ, значит, в душ. Под звук воды ей всегда думалось хорошо.

Она посмотрела на себя в зеркало. В этом же зеркале по утрам отражался Макс, тоже наверняка голый – по пояс точно. Торс у него зачётный. Не архитекторский совершенно. Такие руки и грудные мышцы – будто он не дома проектирует, а отбойным молотком на стройке фигачит. Кира тряхнула головой и отвернулась от зеркала. Может быть, под душем у нее включится память?

Нет, не включилась. Пришлось рассуждать логически. Видимо, из «Борисовского» она уехала с Максом. Как и почему – это знает только Макс. У самой Киры – смутное воспоминание о собственном позоре в виде рвоты и только. Маловато для полноценных умозаключений.

Отмытое лицо выглядело дико в сочетании с пошлым платьем, которое она купила специально, чтобы перечеркнуть для себя малейшие шансы на отступление. В таком платье можно только в постель. Лечь под кого-то. И снимать удобно, чтобы агонию не длить.