Малыш, который живет под крышей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Полгода, значит? – Мáлыш поскреб щёку. – Каждую неделю новый. Стало быть, – он начал демонстративно загибать свои длинные пальцы, – это четыре на шесть. Двадцать четыре? Н-да… – Макс хмыкнул, укоризненно покачал головой. – Слабовато, Кира Артуровна. У меня больше.

– Ты… Ты… Ты… – слов просто не находилось. Глухой он, что ли?!

– Я, я, натюрлих, – кивнул спокойно Макс. – Стыдно с таким послужным списком выпендриваться, ясновельможная панночка.

– Придурок! – все-таки вырвалось у нее. – Ты что, разницы не понимаешь? По-твоему, я поступила нормально?! По-твоему, это для девушки – нормально?!

– Начать надо с того, что это с тобой поступили не то что ненормально – подло, – неожиданно серьёзно и мрачно ответил Макс. – И то, что тебя после этого с резьбы сорвало – я понимаю. Правда, понимаю. Я видел, как у девчонок молодых от несчастной любви еще и не так крышу… сносит. Это неправильно, – он дёрнул плечом. – Но это бывает. Так что…

– Ты что, совсем ни хрена не понял?! – Она уже может только орать. – Ты считаешь, что это нормально – каждый день трахаться с новым человеком?!

– Нет, – жёстко ответил он. – Это ненормально. Но я знаю, как срывает иногда башню от вседозволенности. Как идёшь в разнос и не можешь остановиться. Так бывает. Я не говорю, что это хорошо. Но у тебя были причины. Веские причины.

– Это всё объясняет, по-твоему?! – Громкость не выключалась. Хотелось орать, визжать и разбить что-то. Хотя бы кружку в руках. На идеально чистый светло-бежевый ковёр. – Были причины, накосячила, теперь же все о’кей, так, что ли?!

– Знаешь, когда мне было восемнадцать, я помочился в Большой каскад в Петергофе. На спор, – Макс криво усмехнулся. – Я не горжусь этим. Я был молодой, восемнадцатилетний дурак. Когда мы с тобой были в Петергофе, я вспомнил об этом. Я каждый раз вспоминаю об этом, когда бываю в Петергофе. И мне неловко. Но это же не причина, чтобы пожертвовать всё своё движимое и недвижимое имущество государственному музею-заповеднику Петергофу.

– Ты прикидываешься или вправду такой тупой?! – Сейчас у нее не было вменяемых аргументов. Только эмоции – яркие и совершенно неконтролируемые.

– Еще вопрос кто из нас тупой! – вдруг рявкнул пан Мáлыш. – Да, я не понимаю! Не понимаю, почему умная, красивая, самостоятельная и вообще удивительная девушка засовывает свою жизнь в задницу из-за событий десятилетней давности!

– Что-о-о?! – только и смогла выдохнуть Кира.

– То-о-о! – передразнил ее Макс. – Всё это в прошлом. Блин! – Он взъерошил волосы, продемонстрировав чисто выбритую подмышку. – Я не верю, что объясняю такие очевидные вещи внешне вроде бы совершенно взрослому человеку. Кира, жить надо для себя. Не назло кому-то, не ради кого-то. А для себя, в первую очередь. Чтобы тебе было хорошо. Не Оксане, не Владу, не этому козлу Лексу. А тебе. Себя надо любить, Кира Артуровна. Стыдно это не понимать в твоём возрасте.

В голове у Киры что-то непрерывно взрывалось. Она рассказала ему. Спонтанно, неожиданно для себя поддалась порыву и рассказала. То, о чём никому никогда не рассказывала. Душу вывернула. До обморока боялась увидеть в его глазах презрение. Как у Оксаны. Наверное, в глубине души надеялась увидеть сочувствие, как в глазах мамы. Дудки. Макс был другим человеком. Ни презрения. Ни сочувствия. А что-то иное. Он ей говорил что-то неправильное. Что-то, что разносило всё внутри. Что-то, что заставляло ее чувствовать себя… Нет, не привычно грязной. Наоборот. Маленькой, глупой девочкой, которую распекает взрослый умный дядя. Не грязной шлюхой. А маленькой глупой девочкой. Всё снова встало с ног на голову. Земля и небо поменялись местами.

– Да иди ты! – у Киры не нашлось ничего умнее. – Я домой поехала! – Она принялась резко стягивать с себя его футболку.

– Ага, сейчас, прямо! – снова рявкнул он. – Я тебя из ресторана увёз, по дороге тебя тошнило, между прочим! Потом я тебя на руках пёр до квартиры, ждал, пока ты проспишься. Чаем напоил. А теперь ты домой намылилась? Да как же! Сначала ты должна у меня отсосать. В знак благодарности.

– Иди ты в жопу! – Слова вылетели до того, как она успела полностью осознать сказанное им. Автоматически. Сами собой вылетели. И только потом она похолодела от ужаса. От паники. От «дежа вю».

– Во-о-т! – проорал Макс. Резко и обличительно наставил на нее указательный палец, опрокинув при этом на идеально чистый бежевый ковёр бокал с остатками пива. Но даже голову не повернул. – Вот именно это ты и должна была сказать сестре! Козикову! Уроду этому Лексу! Иди в жопу! Иди к дьяволу! Почему меня ты послать легко можешь, а Козикова нет?!

Всё. Кончилось всё. Терпение. Аргументы. Слова. Или прибьёт его сейчас. Или поцелует.

– Пошел к чёрту!