Кража в особо крупных чувствах

22
18
20
22
24
26
28
30

– Почему это?

– Судя по тому, что я видела, сейчас нас могут покусать. А то и вовсе – съесть.

Тихон Тихий недоверчиво хмыкнул. Но настаивать на своем предложении не стал.

***

– Ты ничего не хочешь мне объяснить? – он изловил Элину в тихом и относительно безлюдном углу экспозиции.

– А почему ты мне ничего не захотел объяснять?!

– Да что я тебе должен объяснять?! – Петр боковым зрением заметил, что из-за их разговора на повышенных тонах на них снова стали оглядываться, притиснул Элю совсем в угол и закрыл спиной от окружающих. – Что?! Что у меня есть семья?! Родители есть?! Ну не в капусте же меня нашли!

– Ты специально об этом молчал!

– Да у нас просто никогда об этом разговор не заходил!

– Я… я… я думала, ты другой! – выпалила Эля. И отвернулась.

Он некоторое время смотрел на ее тонкий профиль. Пока терпение внезапно и окончательно не лопнуло.

– Не надо вешать на меня ответственность за собственные иллюзии.

А потом резко развернулся и быстро пошел к выходу.

Стоявший в некотором отдалении Павел Тихий сначала проводил взглядом спину брата, а потом перевел взгляд на изящную тонкую блондинку с алым румянцем на острых скулах. Это, пожалуй, поинтереснее икон будет – несмотря на все уважение к тетушке Софии. Но знакомиться мы пока погодим. Понаблюдаем.

***

Нет, она не плакала. Наплакалась уже. Эля кипела. Кипела, пока неловко, коротко и скомкано прощалась с Софией Аристарховной. Кипела, пока ехала домой. А когда приехала домой – выкипела.

Устало опустилась на табурет на кухне.

Не надо вешать на меня ответственность за собственные иллюзии.

Как Петр верно сказал. Как точно и правильно.

Иллюзии. Это она себе придумала такого Петра Тихого. Почти хрестоматийный следователь из детективных романов. Простой, грубоватый, сильный.

Да, он такой. И он гораздо больше, чем это все. Кто тебе виноват, Элина Константиновна, что ты, придумав и нарисовав себе эту картинку, не удосужилась проверить, что там, за задником сцены? Элина, ты же скульптур, ты работаешь с объемом, и тебе ли не знать, что за нарисованным на холсте очагом может скрываться тайная дверца?

Она со стоном уткнулась в ладони. Теперь у нее в голове обе картинки – Петр-следователь и Петр-племянник Софии Воробьёвой со всеми вытекающими последствиями – сложились без малейших зазоров, стык в стык, представляя собой единое монолитное целое. Сложились в одного человека, которого она любит. С которым они поссорились.