Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

– Никакая ты не царица, – он едва соображал, что несет. – И даже не Дульсинея. Дунька – вот ты кто, – она влажно хлюпнула куда-то ему в шею. – Бросила безупречного. И ради кого? – Дуня икнула и прижалась еще крепче. И он обнял еще крепче. И вдруг пересохшими губами шепнул: – А теперь, Дунька моя, обратного хода нет, слышишь?

Она закивала, размазывая влагу по его шее. И притихла. Кажется, начала успокаиваться. А потом шмыгнула носом и выдала туда же куда-то в шею, отчего у него посыпались мурашки по спине:

– И все равно я царица!

Сейчас он не смог бы улыбнуться при всем желании. Вместо этого рука легла на ее макушку, скользнула по гладким волосам. Каждое нервное окончание на ладони помнило, какие на ощупь ее волосы.

Потому что это все его. Точно его.

– Царицам положен царь, Дуня. А я… у меня никогда не будет мерседеса. А может, и будет, но не раньше, чем в пятьдесят лет. И вряд ли я когда-нибудь буду хоть в чем-то походить на твоего… – Пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить: – На него. Не буду и не хочу. Но все, что у меня было, есть и будет, я хочу разделить с тобой. Я тоже, как выяснилось, – вздохнул, распуская ком в груди. Вдохнул аромат ее волос. – Я тоже без тебя не очень могу.

Зареванная царица с розовым носом подняла к нему лицо. Неловко смахнула слезы с глаз. И – словно солнце сквозь дождь – проблеск робкой улыбки.

– Тоже не можешь? – недоверчиво. С надеждой.

Он снова не смог улыбнуться. Даже ей в ответ.

– Я пробовал. Сюда для этого приехал. Чтобы научиться жить без тебя. Получается скверно.

Дуня выдохнула – так, словно с груди ее упала огромная, непосильная тяжесть. Легла мокрой щекой на его плечо. И умопомрачительным шепотом и прикрыв глаза:

– Ваня, Ванечка мой…

Его щека, которой он прижался к ее макушке, была суха. Но давалось это, говоря откровенно, непросто.

Они так простояли неизвестно сколько времени. Что в это время происходило с ними – потом не смог сказать ни он, ни она, ни кто-либо еще. Но что-то происходило – то, что невозможно описать словами, но можно изумиться результату.

А изумляться пришли совсем неожиданные люди.

– Иван Иванович, тут вам просили передать… Ой! Извините!

Им пришлось оторваться друг от друга. И хотя голос, прервавший их уединение, был женский и доброжелательный, Иван инстинктивно задвинул Дуню за спину. Он почувствовал, как между лопаток уткнулся царский нос. Кашлянул.

– Что… что просили передать?

– Так вот… это… ключи, – дама, которую Ваня про себя называл «смотрительница», немного помявшись в дверях, шагнула все-таки внутрь. – И еще на завтра…

– Что на завтра? – Ваня никак не мог сдвинуться с места. И почувствовал, как Дунин нос отодвинулся от его спины.