Это были самые необыкновенные пончики в ее жизни. С тех пор вкус пончиков, густо политых шоколадной глазурью, ассоциировался у Дуни со счастьем. Она никак не могла прийти в себя, не до конца осознавала реальность происходящего, не всегда понимала смысл сказанных Иваном слов. Но все это было неважно. Он сидел напротив – совсем рядом – и смотрел на нее, медленно помешивая ложкой кофе. И это было такое счастье – сумасшедшее, пьянящее, не умещающееся в груди. Оглушающее.
Дуня послушно ела пончики, пила капучино и думала о том, что вся их история просто соткана из разных кафе в разных городах. Шацк, Рязань, Москва, теперь Владимир… и каждый раз она смотрела на его руки. Те самые, мальчишеские. И очень теплые. Только на запястьях на этот раз ничего, кроме часов. И часы были не старые – дедовские, а те, в которых Ваня проделал путь от Владивостока до Москвы. Дуня удивилась своему открытию. Ей казалось, что она не помнит много о майских днях, но вот увидела часы – и признала их. Не хватает только ремешков и фенечек. Но это поправимо.
Она отставила свою чашку и полезла в сумочку.
– Вот, – на стол между ними лег браслет с красными бусинами.
Иван какое-то время смотрел на выложенную Дуней вещь, а потом улыбнулся:
– А я все гадал, где его потерял.
И Дуня почувствовала, что начинает краснеть. Ваня протянул руку и выжидающе посмотрел на нее. Сомнений быть не могло – он хотел, чтобы Дуня возвратила на место пропажу. Сначала она растерялась, ведь браслет был сломан – ремешок перетерт, но потом заметила, что кончик, отходящий от бусины, не совсем короткий и, возможно, его все же хватит до узелка.
В этом было что-то очень волнительное – как она завязывала на его запястье ремешки, долго и старательно, потому что с первого раза не получилось, и пальцы сначала немного дрожали, и очень хотелось прикоснуться к его ладони. И снова ощутить, какая она может быть крепкая, когда Ваня берет решение на себя.
Узелок наконец получился, Дуня на мгновение замерла, а потом почувствовала прикосновение. То самое – желанное. Пальцы встретились с пальцами и начали свое собственное молчаливое общение. И на несколько секунд закрыть глаза. Чтобы все вокруг исчезло – чужой город, торговый центр, кофейня, чтобы рядом только он. И испытать стремительный проезд по американским горкам, когда сначала стрелой вверх, а потом резко вниз, и внутри все замирает, а в голове туман…
и сплетенные пальцы, и его большой тихонько гладит ее запястье.
Дуня открыла глаза. Произнесла тихо:
– Я тебя люблю.
Он долго молчал, может, не расслышал, а потом вдруг перегнулся через стол, коротко поцеловал в губы и сказал:
– Пошли.
Но быстро уйти не получилось, потому что Дуня никак не попадала в рукава плаща, и Ивану пришлось помогать ей, а потом он снова тащил ее куда-то за руку и, уже стоя на ступенях эскалатора, съезжавшего вниз, объяснял:
– Я живу в гостинице. Мы сейчас поедем туда. Нам надо нормально… поговорить. Где твоя машина? На какой парковке?
– Перед торговым центром.
Он кивнул головой.
Коко приветственно подмигнула фарами, когда Дуняша нажала на кнопку замка. Но на этом везение закончилось. Туман в голове не проходил, и почему-то никак не получалось попасть в замок зажигания, потом ключ и вовсе выпал из рук, Дуня наклонилась, чтобы поднять его, и стукнулась затылком о руль.
– Прости, – пробормотала, – я сейчас. – Она откинулась головой на спинку сиденья и закрыла глаза. Необходимо успокоиться. Надо что-то делать с нервами.