Я прочищаю горло.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — умудряюсь сказать я, поворачиваясь к нему спиной и отходя к своему окну, чтобы избежать зрительного контакта.
— О, ты не знаешь?
Его глубокий голос звучит ближе.
Я слегка вздыхаю, чувствуя тепло его тела, прижавшегося к моей спине. Поворачиваюсь к нему лицом и отпрыгиваю назад, когда мы оказываемся лицом к лицу, а мои губы почти касаются его.
Гриффин кладет руки по обе стороны от меня, заключая мое тело между собой и окном. Это самое горячее, что со мной случалось, — мои соски затвердели и стали заметны сквозь пижамный топ.
Я сужаю глаза, глядя на него.
— Что ты делаешь?
Уголок его рта приподнимается в полуухмылке, и он смотрит на меня сверху вниз, в глазах пляшут озорные искорки.
Один только его взгляд вызывает во мне непреодолимую потребность сорвать с него одежду и умолять о большем.
Наблюдаю за тем, как его язык высунулся и прочертил изгиб нижней губы, глаза не отрываются от моих, и мне кажется, что мое сердце может выскочит прямо из груди.
Я совершенно и абсолютно безнадежна.
— Думаю, мне лучше знать, что ты делала до того, как я постучал в твою дверь, — звучит его хрипловатый голос.
— Я спала, — вру я, подергивая носом.
Его взгляд перескакивает на мой нос, а затем возвращается к моим глазам.
— С включенным светом? Дай угадаю, ты боишься темноты?
Качаю головой и смотрю на него, поджав губы и стиснув зубы, ненавидя это чувство неловкости. Я не умею врать, и меня бесит, что он так легко меня читает.
— Эй, — мягко говорит он, глаза смягчаются, когда он делает шаг назад, его руки опускаются по обе стороны от меня, — тебе нечего стесняться, солнышко.
Я насмехаюсь.