– Точно говорю! – стояла я на своем. – Она назвала его «козлом» и сказала, чтобы он убирался…
– Может быть, все-таки чистосердечное признание напишешь? – в который уже раз безрадостно поинтересовался Максимович. – Я похлопочу, и ты минимальный срок получишь. А там, глядишь, и на условно-досрочное освобождение подадут документы…
Я уже примерно знала, что такое «похлопочу» и с чем «едят» это самое «УДО», поскольку в камере основными темами были мужики, дети, оставшиеся на воле, да рассуждения, касающиеся следственных действий и судебных разбирательств. По сути, любой человек, оказавшийся в стенах подобного учреждения, проходит некий ликбез и становится просвещенным в азах юриспруденции. Но я была не виновата и отправляться в тюрьму не собиралась, поэтому продолжила гнуть свою линию:
– Я же говорю вам, Наташка точно была не одна!
– Вот что, дорогая Марта Александровна, – зло заговорил Максимович и стал собирать со стола бумаги. – Ты мне тут комедию не ломай! Я понимаю, посидела в камере, нахваталась от подружек глупостей и теперь мне решила голову покружить. Не выйдет!
– Я не сяду! – твердила я, словно мантру.
– Сядешь как миленькая! – заверил он. – У меня еще не было дел с таким количеством улик. У тебя ведь даже на одежде кровь Сальниковой! Причем залетишь по полной, и никакого снисхождения тебе не вымолить в суде, поскольку все отрицаешь и со следствием сотрудничать не хочешь.
Я прекрасно понимала – все против меня. Показания Зинки на очной ставке Максимович и вовсе назвал «последним гвоздем в крышку моего гроба». Эта горе-свидетель зачем-то ко всему приплела, будто мы с Наташкой всегда конфликтовали…
Я лежала на спине, смотрела в потолок и ни о чем не думала. Голова гудела после пережитого. Была суббота, и в изоляторе тоже были послабления. Но, главное, сегодня никуда никого не тащили, и никто никуда не собирался. Не было привычного для будних дней ажиотажа и суеты.
Снизу доносился шепот Таксы, которая делилась впечатлениями своего общения со следователем. Тихая, с виду скромная женщина с конопатым лицом прибила своего сожителя. Мне недосуг было вникать в обстоятельства ее дела, да и не приветствовалось это здесь, однако скученность вынуждала быть в курсе главных событий камеры.
– …Так вот, значит, заводит меня следак в дом, – тихо рассказывала Такса, – а я прям с порога в слезы. Не могу. Как будто вчера это все было! – Она всхлипнула. – Кажется, что выйдет сейчас Коленька мой из соседней комнаты…
– Не реви! – одернула ее Тишкина. – И так на душе кошки скребут, так еще ваши сопли…
– Ага! – пропищала Такса. – Легко тебе сказать, не реви! Я ведь любила его…
– Так любила, что «приголубила» о батарею темечком, будь здоров, – сказала Маугли и хихикнула.
– Он сам упал! – провыла Такса. – Не специально я!
– Ой, ты эти сказки будешь следаку рассказывать, – махнула рукой Тишкина.
– Думай что хочешь, – великодушно разрешила Такса, – но как в доме оказалась, так и разрыдалась. Они насилу меня успокоили. Пылью все покрылось, цветы завяли… Нежилым пахнет, аж на сердце тоска…
Меня ведь тоже для проведения следственного эксперимента поведут к Наташке. А дома и стены помогают. А что, если… – мелькнула в моей голове мысль. – «У меня уже был опыт обвести вокруг пальца ментов!»
Я вспомнила случай с Вадимом, ускользнувшим не без моего участия прямо из-под носа оперативников, и побег со следственного эксперимента перестал казаться утопией.
Глава 30
ebooksa