Начало нас

Да, черт возьми. Почему он должен быть таким чертовски идеальным джентльменом? Это только заставляет меня хотеть его еще больше. Его сладость, его нежность, его тепло — всего этого мне хочется больше. Я хочу все.

Потому что это именно то, чего я так жаждала…

Я только сейчас это осознаю.

Моя жизнь была пустой, потому что мне кажется вечность холода. Я как-то отстранилась от эмоций, от идеи любви, желания кого-то. О том, что значит желать и быть желанной. В какой-то момент я потеряла страсть к жизни.

Я потеряла смысл того, что значит жить. И Грейсон, он что-то зажигает во мне. Ад эмоций, который я не могу описать.

Какие чувства он заставляет меня чувствовать? Это то, чего я жаждала, чего жаждало мое сердце.

— Ты сказал, что поможешь мне обрести дар моего терпения. — Я сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладонь. От беспокойства у меня тяжелеет в груди, и дыхание становится прерывистым и прерывистым. Что, если он откажется от моего предложения? Потому что если он это сделает… Я, возможно, просто выкопаю яму и закопаюсь в ней. Навсегда. — Я просто даю тебе шанс быть полезным, поскольку ты это обещал.

В ответ он открывает дверь и первым выходит из машины. Затем он обходит ее и подходит ко мне, открывая для меня дверь. Он протягивает руку, давая мне взять ее. Всегда джентльмен.

Я беру его за руку, и он помогает мне выйти за дверь. Мое платье, тяжелое и все еще мокрое, растекается у моих ног, пока я ввожу пароль от автоматических ворот. Она со скрипом открывается, и я провожу его через отверстие. Просторный газон перед домом ухожен, трава свежескошена. Снежная пыль покрывает сосны, придавая им зимний вид. У нас редко бывает белое Рождество. Снег в Нью-Йорке идет в среднем только два дня в декабре, и сегодня утром нам посчастливилось получить сильный ливень, поскольку температура начала падать еще больше.

Я поднимаю подол платья, мои каблуки стучат по каменистой дорожке, ведущей к двери. В доме тихо и темно, когда я отпираю его, и мы заходим внутрь. Мисс Миллер, наша экономка, уже ушла к себе. Это значит, что в этом большом доме только я и Грейсон. Одни.

Только мы вдвоем.

Ох… ох.

Почему я не подумала об этом, прежде чем пригласить его войти?

Или, может быть, я подсознательно думала об этом… и все равно хотела пригласить его войти?

— Можешь ли ты дать мне свою рубашку? — спрашиваю я его, покусывая губу. — Я положу это для тебя в сушилку, прежде чем мы поднимемся наверх. Мы не можем положить твои брюки и пиджак в сушилку, но придумаем для них что-нибудь другое.

Грейсон кивает, сбрасывая пиджак. Я беру его, мои глаза скользят по верхней половине его тела. Его белая рубашка, мокрая и почти прозрачная, прилипла к загорелой коже. Мое горло вдруг чувствует. Он ослабляет галстук на шее, прежде чем медленно расстегнуть рубашку. Я смотрю, как он снимает со своего тела мокрую ткань и протягивает ее мне.

Грейсон стоит передо мной с обнаженной грудью, и мое сердце колотится. Я поглощаю его, его крепкие груди и коричневые соски. У него немного волос на груди и вдоль пупка, спускающихся вниз… ох.

Пульсация между моих бедер снова вернулась, с настойчивой яростью.

— Я просто… — Мой голос звучит как хриплое карканье, и я откашливаюсь. — Я положу твою рубашку в сушилку.

А потом я практически убегаю от него. Грейсон высокий и красивый, но я не ожидала, что он будет выглядеть таким горячим. Одетый Грейсон очарователен. Грейсон без рубашки? Он невероятно соблазнителен.