Я бросаю тебе вызов

Младший брат? У моего отца есть брат? У меня есть дядя? Какого черта я этого не знал? Мой разум закружился, и я несколько раз моргнул.

— Видишь ли, мы приехали из дерьмового района. Из трущоб. Ты мог бы легко описать его как часть трущоб Нью-Йорка. У нас почти не было ни электричества, ни горячей воды, потому что мы не могли за это платить. Мы ели консервы, которые могли получить в местной церкви или в продовольственных банках. В ту ночь у моей семьи почти не было еды, чтобы прокормить себя. Моя мать отказала Брэду. Когда мои родители легли спать, я выскользнула из своей комнаты и пошла к нему домой. Я принесла ему два куска хлеба. Он сломался и заплакал. Ему было четырнадцать, мне одиннадцать. Он быстро накормил своего брата, а сам откусил всего два кусочка. Я узнала, что у них не было еды целых два дня.

Моя мать сделала паузу, когда я опустился на пол, мои ноги внезапно ослабели. Я хотел назвать ее лгуньей, но я мог слышать правду в ее словах, грубость в ее голосе. Это было реально. Мои родители были бедны… и я никогда не знал. Они никогда не рассказывали мне ничего о своем прошлом или своем детстве. Мы никогда… не разговаривали.

Я сел на задницу и уставился на своих родителей, наконец поняв, что они действительно были мне незнакомы.

Моя мать издала задыхающийся звук. 

— Четыре года я таскала ему еду. Мы оба были бедны, но у меня были родители, которые все еще пытались добыть еду на наш стол. Брэд не знал. Его мать была наркоманкой и алкоголичкой. Небольшие деньги, которые Брэд накопил, работая неполный рабочий день в церкви, его мать украла на наркотики. Когда ему было восемнадцать, он ушел из дома со своим младшим братом.

— Мы были бездомными, — вмешался мой отец шепотом, его голос надломился. — Месяцами мы жили на улице, под мостом с другими бездомными. Мы… голодали. Я был… в отчаянии. Я украл мужской бумажник… и меня… поймали. На ночь бросили в тюрьму. Той ночью шел дождь. Мой брат… был… один под мостом. Он часами ходил под дождем, разыскивая меня.

Он глубоко вздохнул и закашлялся. Я был рад, что сижу, когда моя мать продолжила. 

— Брат твоего отца… твой дядя… он заболел пневмонией.

— Он… не выжил, — прошептал я, уже зная, к чему все идет. Если у меня был дядя и мой отец никогда не говорил о нем, то это означало только одно.

Она кивнула. 

— Раньше я ускользала из дома, чтобы встретиться с твоим отцом. Видишь ли, у нас была мечта. Мы хотели совместного будущего. Мы работали на самой дешевой работе, которую могли получить. Я работала официанткой. Брэд работал в механическом магазине. В двадцать лет он, наконец, получил аттестат о среднем образовании. Потом университет. Мы едва могли себе это позволить. — Мать остановилась, всхлипывая. — Те дни были самыми тяжелыми, но это окупилось.

Ее голова упала на руки, и она заплакала. 

— Саванна… — услышала я его шепот.

Мой отец подхватил его слабым голосом. 

— Наконец-то мы смогли купить квартиру, самую дешевую, которую мы могли… позволить себе, но она была наша. Жизнь… стала… лучше. Мы больше не были бездомными или голодающими. Я нашел работу, которая платила арендную плату и обеспечивала достаточно еды на столе. Мы жили от зарплаты до зарплаты, но все было… хорошо. Жизнь… была хороша. Когда твоя мать узнала, что беременна тобой…

— Это был самый счастливый день в нашей жизни, Мэддокс, — хныкала моя мать. — Самый счастливый. Воистину, самый счастливый. Лучший день.

Я хотел назвать ее лгуньей. Всю жизнь они заставляли меня чувствовать себя ненужным. Я был ошибкой… и все же они были здесь, говоря мне, что я любим, еще до того, как я родился.

Бред сивой кобылы.

Но я молчал и слушал. Потому что это было все, что я мог сделать. Я застрял в этом моменте, их голоса эхом звучали в моих ушах, их прошлое мелькало перед глазами. Я... оцепенел, а потом... почувствовал слишком много.