— Значит, ты не умираешь с чувством вины за то, что был дерьмовым отцом?
— Мэддокс! — прошипела моя мать. Я повернулся и встретил ее взгляд своим.
— Что? Правда — это не то, что ты хочешь услышать?
— Я это заслужил, — устало признал мой отец.
Пиздец какой-то.
— Я ухожу отсюда.
Не успел я дойти до двери, как меня остановил голос матери.
— Я хочу рассказать тебе одну историю.
— Я здесь не для того, чтобы слушать какие-то сказки, мама, — буркнул я.
— В этой истории нет сказки, Мэддокс.
Если бы меня спросили, почему я не ухожу, почему я стою у двери и слушаю ее, у меня не будет ответа на этот вопрос.
Я просто не знал.
Может быть, это было что-то в ее голосе. Боль, печаль, вина. Может быть, потому, что все это звучало так реально для моих ушей. Я чувствовал то, чего не должен был.
Повернувшись к ним лицом, я прислонился к двери и скрестил руки на груди.
— Говори. — Одно слово. Это было все, что ей было нужно.
Она сжала руку моего отца, ее глаза остекленели.
— Когда я встретила твоего отца, у него не было еды.
Ч-что за хрень?
Она продолжала говорить, прежде чем я успел что-то сказать, как будто она боялась, что потеряет все мужество, которое у нее было, чтобы говорить.
— Я очень хорошо помню тот день. Мы были соседями, и он постучал в мою дверь. Он спросил моих родителей, нельзя ли ему тарелку еды или хотя бы буханку хлеба, чтобы накормить младшего брата.