Несколько минут спустя, когда все возвращаются в галерею и пафосное открытие, к удивлению многих, все же начинается, Джой рассказывает Дале то, что сама она уже почти поняла.
Несколько лет назад Женя родила Маню. В тот же день в клинике незамужняя девушка с Кавказа родила девочку. Родила и сбежала, оставив ребенка в клинике. Женя девочку забрала, оформила вместе с Маней как близняшек. Поэтому они такие близняшки — одна светленькая, другая темненькая. Но скрывать Женя ничего не стала. С самого детства говорила дочкам, что одна родилась у мамы из животика и из сердечка, а другая только из сердечка. Просто пришла принцесса и подарила Аню маме, и так они нашли друг друга.
«Черный человек», очевидно, родственник девочки, может, отец ребенка или брат биологической матери, который столько лет спустя про роды узнал и брошенного ребенка нашел. И все это время следил он не за Далей, а за Женей с девочками — что на остановке около галереи, когда скрюченная старушка умерла, что здесь в подворотне, что около питерской галереи, когда не бил, а спасал Далю от напавших на нее фанаток мужа. Около дома мужа Черного не было, потому что одна Даля без Жени и Ани его не интересовала, но там, к счастью, ее спас Джой.
Джой зовет Далю к компу в служебной зоне галереи, показывает твит со ссылкой на криминальные новости — «
С этим тоже разобрались. Останется только с самим так называемым мужем разобраться, но это после. Всё после…
Олень появляется ближе к вечеру.
— Прости, Савелька, пока разрешение на взлет дали, пока долетели!
— Мамина девичья фамилия Савельева, вот он ее со школы Савелькой и называет, — тихо поясняет Джой. — Он на открытие не собирался, специально вылетел, когда мама ему позвонила, помочь попросила.
Прозвище, образованное от его фамилии, Оленеву подходит. Потертый жизнью, но все еще величественный олень! Дима сказал, что еще недавно тот был олигархом, потом что-то случилось, олигархом быть перестал, но и того, что в его бизнес-империи осталось, на много жизней вперед хватит, есть где развернуться.
Олень кому-то указания дает, с кем-то разговаривает, что-то проверить и сразу сообщить требует. И одновременно прислушивается к Дале, которая рассказывает Мане и Ане про картины.
— Жил был художник, который любил свет. И свет тоже его очень любил. И давал свет написать себя на картинах только ему. И звали этого художника…
Слово за слово. Еще слово за слово.
И Далина только что возникшая теория, что в этих работах Ван Хогволса чувствуется другая рука, превращается в сказку. Про Волшебный Свет и Волшебный Мазок другого Художника, который вдруг ложится поверх мазка не Ван Хогволса, а кого-то даже ей, с ее искусствоведческим образованием, неведомого.
Хотела бы она знать наверняка, почему эта картина так не похожа на все, что писал обычный голландский ремесленник от живописи Ван Хогволс? И почему так похоже на другой мазок и другой свет другого художника?
А если это… даже страшно вслух произнести!
Хотя почему бы и нет. Все они в 1654 году, указанном на картине, в нидерландском Делфте жили. И кто знает, что у них там происходило! Кто кому помогал, кто в кого был влюблен и кто за кого писал картины, подписывая их не своим именем?
Слово за слово…
— А ты разбираешься!
Голос Оленева, прислушивавшегося к ее небольшой экскурсии для девочек, возвращает Далю из ее сказки в реальность.
— Искусствовед?
ebooksa