Краснолицый обрюзгший экс-министр иностранных дел Милюков в этот мартовский вечер собрал полный зал.
— Музыка в разоренной Германии собрать полного филармонического зала не может, — жалуется Парамонов Саввиным, в лицах которых особой заинтересованности происходящим не наблюдается. Жена откровенно скучает, а муж усиленно вертит головой по сторонам, будто высматривает кого-то.
— А бывший русский министр, разругавшийся не только с врагами, но и с ближайшими сподвижниками, — нате, пожалуйста! Тыщи полторы зевак набежало поглядеть, станут ли Милюков с Набоковым друг другу морды бить.
Не стали.
Набоков, напротив, более чем примирительно представляет вчерашнего союзника.
— Милюков и сегодня один из виднейших и авторитетнейших русских политических деятелей! — говорит Владимир Дмитриевич и присаживается в первый ряд президиума слушать, что Павел Николаевич скажет об Америке и России.
Часам к десяти вечера, очевидно витающий где-то там, в американских облаках, Милюков первую часть доклад заканчивает. Объявляют перерыв.
Парамонов поднимается с кресла, приглашает молодых супругов в буфет выпить сельтерской. Марианна с готовностью соглашается, ей происходящее успело наскучить, а в буфете можно попробовать еще раз потенциального совладельца идеей модного дома увлечь. Муж ее Иннокентий говорит, что кое-кого ищет и после их догонит.
…А дальше второй раз за день всем троим кажется, что реальность растворяется и они оказываются внутри какой-то пошлой фильмы.
Не успевает выходящая из зала толпа разделиться на две части — большую, пробирающуюся к выходам, и меньшую, устремившуюся прямо на сцену к трибуне, ручкаться с оратором, — как от этой меньшей кучки отделяется чрезвычайно невысокий человек в дурно сидящем на нем пиджаке и визгливо вопит:
— За царскую семью! За Россию!
Человек выхватывает из кармана пистолет и стреляет вслед Милюкову.
Крик его опережает выстрел, и кто-то из окруживших Милюкова почитателей успевает сбить недавнего предводителя с ног. Милюков на полу, сподвижники падают на него, закрывая своими телами.
К стрелявшему бросается вскочивший со своего места в президиуме Набоков. Всегда гордившийся приобретенной в занятиях английским боксом сноровкой, Владимир Дмитриевич легко хватает стрелявшего за руку и валит на пол, стараясь его обезоружить. На помощь спешит Каминка, но, увидав, что Набоков и один легко справился с покушавшимся, поворачивается к сбитому с ног и набившему шишку Милюкову.
— Трагедия грозит перерасти в фарс! — говорит своим молодым спутникам Парамонов и поворачивается, чтобы идти дальше к выходу из зала.
Но в этот момент интрига этого странного дня делает новый виток. И снова оборачивает фарс в трагедию.
На сцену выскакивает еще один человек. Высокий, лысоватый, вполне еще молодой мужчина спешит отбить своего сообщника, задержанного Набоковым.
Не добежав и до середины сцены, где и завязалась эта внешне почти водевильная куча-мала, этот второй трижды стреляет в Набокова. Владимир Дмитриевич странно дергается. И, не успев ничего сказать, валится на бок. На дорогом пиджаке из темной шерсти расплываются три стремительно темнеющих пятна.
Дальнейшее действие почти невозможно разложить на реплики и действия отдельных персонажей.
Паника.