— Непризнанный. Три дня назад курсовую по раннему Вулфу зарубили.
— С этого места подробнее, — требует Оленев. И даже берет Маню на руки. Аня тут же тянет свои ручки к Дале — и ее немедленно на руки нужно взять.
Даля рассказывает свою сумасшедшую теорию, что рисунки с подписью
— До эмиграции ему лет шестнадцать было? — вскидывает одну бровь Оленев.
— Его биография покрыта тайной. Никаких точных сведений ни в одном из источников. По разным данным, на момент эмиграции ему было от шестнадцати до восемнадцати.
— И уже такие работы?
— Гениальность возраста не спрашивает.
— Логично, — соглашается бывший олигарх.
И будто между делом добавляет:
— Коллекцию мне соберешь?
— Я?!
— Гениальность возраста не спрашивает, — парирует Оленев.
И, набрав побольше воздуха в легкие, со всей наглостью, на которую только способна, исключительно от испуга, Даля выпаливает:
— Соберу!
Убийство в филармонии Иннокентий Саввин Берлин. 28 марта 1922 года
Через несколько часов в Берлинской филармонии на Бранбургерштрассе, 22, супруги Саввины второй раз за день встречают Парамонова.
— Не думал, что доклад кадетов может вас интересовать! — удивляется тот. — Молодая дама с интересами в модном бизнеса и муж-художник с явными экономическими способностями, и что же вас сюда привело?
— Есть дела, — односложно отвечает Марианна.
— Понятно, русских тянет к русским, какими бы они ни были, — Парамонов выносит вердикт, далекий от истины.