Театр тающих теней. Под знаком волка

Вторая сказка была про душу картин.

— Почему ты рисуешь некрасивое? — спрашивала Агата отца, пока тот с натуры набрасывал пьянчужку с незавязанным гульфиком, заснувшего за нечистым трактирным столом.

— У каждой картины есть душа, — отвечал отец.

Серьезно отвечал, как равной.

— Душа картины сама говорит тебе, как ее писать. Услышишь, что она тебе скажет, и на холсте проступит жизнь. Прослушаешь, холст так и останется тряпкой, сколько бы дорогой охры и киновари ты на него не извел. И сколько бы денег толстосумы из Гильдий тебе за него не отвалили.

Муж теперь рисует толстосумов из Гильдий. Не пишет — рисует. Дорогие сюртуки, ботфорты, шляпы. Холсты с портретами, нарисованными мужем, с нею не разговаривают. Но поди только мужу об этом скажи!

— Только твой пьяница-отец таких же подзаборных, как он сам, раз за разом выписывал. Ему бы и дальше, как в юности, портреты королей и вельмож писать! Так нет же! Всю чернь и рвань ему нужно было собрать! Вот и пришлось его долги выкупать ученикам.

Муж у отца учиться начинал, с ним в «Трех миногах» квартировал, тогда ее, девочкой, и заметил. Отец рано умер, доучивался муж у других. И те научили, как делать картины, за которые платят. Которые не зазорно повесить на стены в богатом доме.

Сказку про душу картин отец Брауэр своему ученику, ее будущему мужу, или не рассказал, или тот ее просто забыл.

А третья сказка — про хорошую принцессу чужой страны, которая стала нехорошей королевой для страны их.

Детские ножки дочки в старых кломпах, пяточка уже нависает над задником, семенят с ней рядом. Пора новые башмаки в зиму покупать. Даст бог, муж продаст сегодня картину Гильдии мясников, а может, и заказ на парадный портрет получит, тогда и дрова, и ботиночки дочке, все в зиму купят.

— Жила-была хорошая принцесса, но не самая хорошая королева. И звали ту принцессу-королеву Изабелла Клара Евгения.

Начинает Агата.

— И твой дедушка, художник Адриан Брауэр, написал ее портрет.

— С тремя волшебными кольцами на руках! — подхватывает дочка. — С тремя волшебными буквами внутри каждого кольца. ICE — Изабелла Клара Евгения.

Однажды отец приехал в «Три миноги» со скарбом, переезжая из Амстела в Антверпен. Тогда и оставил у матери наброски портрета какой-то благородной женщины. Сказал, что сам портрет давно написал и отдал вельможной заказчице. Много воды с тех пор утекло. Теперь он писал в других тонах, в другом свете, весело и правдиво, будто всё на его картинах двигалось и жило как в базарный день в их харчевне. А на портрете вельможной заказчицы та сидела, не шевелясь.

Женщина, ни молодая, ни старая. В почти монашеском одеянии — ни цветных тканей, ни украшений. Только на руке дорогое кольцо. С тремя камнями — желтым, красным и синим.

Тогда отец и рассказал, что женщина эта — Изабелла Клара Евгения.

— Испанка? — удивилась маленькая Агата. — Ты же сам говорил, что испанцы нам враги. Что хотят нас свободы лишить.

— Люди разные. Изабелла Клара была хорошей принцессой другой, далекой южной страны. Не ее вина, что для нашей страны ей пришлось стать плохой королевой, потому что ее Испания не дает нашим Нидерландам быть свободными. А чужая принцесса вышла замуж за нашего принца и здесь жила. И ничего плохого нам не сделала. Хотя ее все не любили просто за то, что она чужая.