Пираты московских морей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Угу.

— Все вы должны прошерстить, — назидательно сказал Фризе. — Только меня в свой «экипаж» не записывай. И, кстати, моряки говорят «пароход», а не «корабль».

— Хорошо, пускай будет пароход. Вернее, «банкетоход». — Он внимательно, со значением, взглянул на Фризе: — Денежки свои жаль терять? Не хочется терять?

— А… — отмахнулся сыщик. И спросил: — А, может быть, эта малява — блеф?

— Может быть. Но где гарантия, что это не предупреждение о подготовке всамделишного теракта!

Фризе мог бы напомнить Рамодину, что существует годами отработанная практика проверки предупреждений о заложенных бомбах или готовящихся терактах. Но делать этого не стал — следователь по особо важным делам Министерства внутренних дел лучше него знал, как поступать в таких случаях. Можно провести десять проверок, а потом окажется, что неприметный рыбак подплывет ночью к «банкетоходу» и прилепит к борту мину с часовым механизмом.

— А вторая идея?

— Да это, в общем-то, и не идея. Один опер из Главного управления внутренних дел на водном транспорте сказал мне, что у них есть в порту информатор из бывших зэков. Хочу его задействовать. Пускай понаблюдает за тем, что будут грузить или приносить на судно.

— Так об этом тут же станет известно каждому корабельному юнге!

— Придется напрячь серые клеточки, — демонстрируя свое знакомство с сыщиком Пуаро, скромно ответил полковник.

— Белые, — поправил Фризе.

— Не понял?!

— С тех пор как Эркюль Пуаро напрягал свои серые клеточки, ученые выяснили, что более важную роль в процессе мышления играют белые, обретающиеся между серыми.

— Чем только люди не занимаются! — сердито сказал Евгений. И добавил: — И на «банкетоходе» «Сусанин» у меня есть свой человек.

Этого же человека считал своим и вор в законе Виктор Макаркин.

Сообщать Владимиру имена «своих» людей Рамодин не стал. Для себя у него имелось оправдание не делиться с товарищем секретом: «Целее будет. А то начнет вынюхивать… Информаторы — мужики непростые. Бывших зэков не бывает. Я-то, человек служивый, меня погоны защищают».

Полковник слегка лукавил. Он даже себе не хотел признаться — жила еще в глубине души обида на сыщика. Иногда ему казалось, что он так и проживет с этой обидой до конца своей жизни.

«Да сам-то Володька хорош! Так и не объяснил толком, чего ради в пароходство пришел. Режиссер, видите ли, боевик снимать на “банкетоходе” будет! А он тут при чем? Не послал же его этот киношник нанимать посудину для съемок! Длинный не из тех, кого можно на побегушках использовать. А уж теперь-то! Миллиардер».

Так они и разошлись не слишком довольные друг другом. Каждый считал, что недополучил от коллеги информации. А Фризе еще и досадовал на себя за то, что разоткровенничался с Евгением о своих матримониальных делах.

Но созвониться они все-таки договорились.