Пираты московских морей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Твой «шип», как сигналит?

— Неквас скомандовал отменить сигналы. Бабы от них нервами страдают.

— Вот, блин! — расстроился Лапушкин. — Как же мы…

— Не дрейфь. Через полчаса на палубе танц-пляс начнется. Слышно будет аж по всей Москве. Сожрут «бобры»[15] своих омаров и врежут. Мне стюард шепнул — стриптиз крутой будет.

— Мы им летку-енку[16] на ать-два сорганизуем!

— Кончай, ветрогон! — Стах опять толкнул парня в бок. Теперь уже посильнее. Тот ойкнул.

— Чего там у вас? — удивился Жемердей.

— Все тип-топ. Не напрягайся. У тебя все штатно?

— «Рисую и секу».

Лапушкин отключил телефон:

— Все у них о"кей! Жемердей вывесит над трапом красный фонарь.

— Красный фонарь?

— Ну да. Красный! — хохотнул Лапушкин. — Прикольно, да? В самый цвет, бляха-муха! Как подумаю о банкирских телках, у меня ярики ломить начинает!

— В таком тумане даже красный фонарь только с близкого расстояния можно заметить, — сердито бросил Макаркин. Он всегда придерживался правила: не говори гоп, пока не перепрыгнешь.

— О чем базар? Сначала попробуем прозондировать этим самым… Черт! Все время забываю, как прибор называется! Ведь только что называл!

— GPS он называется! — буркнул Макаркин. И подумал о том, что приятель небось не знает, с какой стороны подойти к этому навигатору.

— Если не получится — пойдем на музыку. Нам же проще. Попробуй, один гудок от другого отличить. — В голосе Лапушкина чувствовалась обида. Удар в бок, которым наградил его Стах, оказался болезненным.

— Ты не обижайся. — Макаркин почувствовал напряг, и решил повиниться. Он считал, что перед серьезным делом не гоже ссориться. — Рука сорвалась. В тумане не рассчитал.

«Ты в тумане можешь и перо в бок всадить. А потом скажешь, что “рука сорвалась”», — подумал Лапушкин и поежился. Не то, от насыщенного влагой и едким дымом воздуха, заползающего под одежду, не то от мысли: этому волчаре кирюху замочить, что в воду плюнуть. Только скажи, что-нибудь поперек.

Где-то, вдали, ближе к противоположному берегу, грянула музыка.