— Владимир Петрович! Вы не спите?
Петр Григорьевич Неквас шел по следу сбежавшей с ложа греха Андрейченко.
Гостья моментально зажала рот Фризе ладошкой. Он уловил легкий аромат духов «Опиум». Эти духи ему всегда нравились. Теперь понравилась и ладошка.
«Хорошо, что она не заткнула мне рот своими трусиками», — подумал он и невольно покосился на комочек шелка, зажатый в кулачке. Губы расплылись в улыбке. Гостья почувствовала это и сердито прошептала прямо в ухо:
— Что вы лыбитесь? Если Петя застанет нас вместе, то прикажет порубить вас на антрекоты.
— Надо же! — удивился Владимир. — Такой кровожадности я в Неквасе не подозревал.
Олигарх постоял еще несколько секунд под дверью, а потом Фризе услышал удаляющиеся шаги. Он освободился от соблазнительной ладошки, не поддавшись искушению поцеловать ее, и сказал:
— Герой-любовник удалился. Будете возвращаться?
— Куда я буду возвращаться? В каюту к этой горилле? Или вплавь на «Ивана Сусанина»?
— Хорошая мысль, — одобрил Фризе и наконец-то провел визуальную рекогносцировку. Гостья оказалась выше всех похвал: прекрасная фигура, грудь, скорее всего, не выкормившая ни одного малыша, подтянутый живот и безупречные длинные ноги. Да, Петр Григорьевич знал, на кого охотиться.
— Что вы меня разглядываете, как цыган кобылу? — возмутилась Андрейченко.
— Оцениваю ваши шансы добраться вплавь до «банкетохода».
— Еще чего! — чуть не взбесилась гостья и огляделась, нет ли под рукой подходящего предмета, чтобы швырнуть в сыщика. Поблизости ничего подходящего не оказалось, и она запустила в него свои трусики. Они оказались такими маленькими и легкими, что, не пролетев и половины пути, алым парашютиком опустились на ковер.
— Заплыв отменяется, — весело сказал Владимир. — Переночуете у меня. Кровать двуспальная. Поместитесь.
— Еще чего! — повторила Андрейченко. Но уже не так агрессивно. — Вы ничем не лучше Некваса.
— Я не такой волосатый и не пускаю слюни. И не собираюсь спать с вами в одной постели. Возьму только вторую подушку и уйду в кабинет. Там диван удобный.
— Вот как? — удивилась гостья. Ее красивое лицо сделалось замкнутым и отчужденным. И не было, похоже, что еще несколько минут назад женщина горько плакала за дверью каюты.
— Вы же не хотите, чтобы я ночевал на палубе или попросился в гости к Петру Григорьевичу? — поинтересовался Фризе. Андрейченко промолчала. Она так и стояла посреди каюты, подсвеченная сзади светом ночничка. Совершенная, как античная статуэтка.
Владимир взял с постели подушку, погасил свет и ушел спать на диван. Он вовсе не был таким удобным, как сыщик сказал гостье. Ноги пришлось поджать, шерстяное одеяло кусалось. Но главное, Фризе тревожила мысль о том, как поступить завтра? Одолжить Андрейченко свой халат и отправить к Неквасу? Пускай разбираются. Или пойти к банкиру самому за одеждой ночной гостьи? Под эти неудобные мысли он и заснул.
А проснулся потому, что Андрейченко подлезла к нему под одеяло, крепко обняла и прошептала в ухо: