— А зачем?
— Ну как? Кто-нибудь да откликнется. Найдем девушку, расспросим.
— Так и преступнику карточка может на глаза попасться? Что тогда? — Похоже, что полковника одолевали сомнения. — Рассылать карточку твоей фифочки по отделениям или нет?
— Да почему же «моей»? — рассердился капитан. — Это наш свидетель.
— Свидетельница, — поправил Ушан. Теперь глаза его смеялись.
— Ну, свидетельница! Это так важно?
— Значит, делаем рассылку?
— Да. Может быть, ее задержат, начнут расспрашивать. Она поймет, что в опасности, свяжется с нами.
— Убедил. Поймет и свяжется. — Он помолчал секунду, лукаво посмотрел на капитана. — Решили. А как ты относишься к тому, что Филин этого жмурика… Тьфу, черт! Этого мертвеца отыскал? Его подпись?
— Хорошо отношусь. Двигаемся правильным курсом.
— Купаться?
— А ты бы не обиделся, если бы тебя любимая девушка назвала «котиком»? — неожиданно спросил полковник.
«Еще как бы обиделся», — подумал Дмитрий.
— Ну…
— Вот то-то! «Ну». Баранки гну! — усмехнулся Ушан.
— Знаешь, Димитрий… — Полковник всегда так называл Якушевского, когда предстоял серьезный разговор, а других в отделе и не вели. — Расскажи-ка ты мне еще раз про попугая. Как его зовут? Кеша, что ли?
— Павлуша. А вам зачем? Я же рассказывал подробно.
— Да так… Захотелось еще раз твой голос услышать.
— Ну, слушайте… — Капитан задумался. — Когда я вошел, показалось, что в комнате пусто. И вдруг голос: «Ну вот, и Димон пришлепал! Сейчас попросит опохмелиться!» — Представляете? Я удивился, хотел возразить, но тут увидел человека, молча пьющего коньяк. А потом и попугая, сидящего на шкафу. И он говорит: «трезвый».
— Попугай?