Задвинув за женой шкуры, он в задумчивости обхватил подбородок и прошагал к очагу. Наполнил котелок мёдом и придвинул к огню.
Скользнув в зал, как тень, Арнульф бесшумно положил швейные принадлежности перед ваном. Ингвар сунул соратнику котелок с мёдом и вернулся к Лютому с иглой и нитками в руках.
На столе лежал обнажённый человек, худой, точно скелет. Кожа была бледная, покрытая бессчётным числом шрамов, а под ней просвечивали чёрные нити вен. Волосы были соломенно-жёлтыми, как у всех риссов.
— Этот кзорг — рисс? — удивился Ингвар.
— Похоже, полукровка, — ответил Лютый. — Много кровей в войну перемешалось… Слыхал я об одном кзорге-риссе. Его называют Зверем из Эскелле. Без шлема, правда, я его не видел. Но теперь, кажется, увидел и без штанов, ха! — рассмеялся он, беря в руки иглу. — Без штанов вот и привяжу к столбу, и тогда мы с ним поговорим!
— Интересно, он узнает тебя? — спросил Арнульф, приподняв золотистые брови.
— После Причастия они и мать-то свою не узнают! А им это Причастие часто дают: без него они долго не живут… Да какая разница! — выругался галинорец, безуспешно выправляя связки в плече кзорга. — Оставлю так — рука ему всё равно уже не потребуется. Зашью как есть, и покончим!
— Как же он должен был отыскать тебя, если он тебя не знает? Мало ли галинорцев на свете?
— Не у многих на груди рабская метка, Арнульф.
Ингвар всё глядел на тело кзорга, где меж шрамов угадывались рисские руны. Письмена многое могли сказать о своём хозяине: какие подвиги он совершал, из какого он был клана и даже о том, как зовут его отца.
— Проклятье… боги! — вдруг заскулил Ингвар. — Проклятье!
— Ван, ты что?! — Лютый с недоумением поглядел на вождя.
— Не знакомы ли тебе эти руны, что у него на запястьях?
Арнульф бросил кубки с мёдом и с волнением приблизился к Ингвару.
— Руны как руны. У всех риссов такие, — пожал плечами Лютый и перевёл взгляд на Арнульфа. — Я мало смыслю в ваших письменах!
— Это Эйнар, твой сын! — воскликнул Арнульф.
Ингвар мрачно кивнул.
— Я вывел ему эти руны во младенчестве, — сказал он и плюнул на пол со злости.
— Проклятье! Это твой сын?! — удивился Лютый. — Ты говорил, он утонул в реке?
— Мой первенец, мой наследник… — Ингвар без малейшего страха положил ладонь кзоргу на голову. — Я держал его на руках, когда он родился. Его первый крик навсегда врезался в мою память. Когда он подрос, я дал ему деревянный меч и посадил на коня! Я любил его и гордился им! Потом он пропал. А в реке, ниже по течению, нашли его меч. Мы думали, он полез в воду и сгинул — любил убегать без моего ведома, смелый был и непослушный. Горе моё не знало утешения!