– Тебе сказали, что этого достаточно, Кассия. Перестань.
Раньше Кай злился и приказывал, а сейчас просил с усталостью и беспокойством. Он аккуратно убрал пряди волос с моего лица и проверил температуру, ощупав взмокший лоб. Мне действительно стало жарче, но это просто наручи и переутомление. Кай помог встать на ноги, и я огляделась, невольно копируя шокированное выражение лица Весты.
Все видимые вокруг поля вместо маков были покрыты белыми асфоделусами. Те мерно раскачивались на слабом ветру. Я огляделась, пытаясь найти хоть одно красное маковое пятно, но их не было.
– Это даже слишком много, кириа, – неловко замялся Саяш.
– Тогда возьмите столько, сколько требуется. Они должны быть реальными.
Веста взяла один из цветков в руку. Я с недоумением уставилась на неё, когда дочь Гипноса сперва напряглась, брови сошлись на переносице, пока она пыталась прожечь цветок взглядом, а после её лицо вытянулось.
– Не выходит изменить их обратно на маки. Они настоящие, – то ли с ужасом, то ли с восхищением ответила она на мой немой вопрос.
– Они закончат собирать, и я всё верну, обещаю, – виновато улыбнулась я.
Всё-таки это земля Весты. Не стоило портить её маки. Она расслабленно отмахнулась, но пошла проверять ещё на нескольких цветках. Не зная, как помочь Саяшу, я создала для них реальные корзины для сбора растений. Целитель поблагодарил и передал их своим помощникам.
– А теперь поговорим о том, что случилось и кого я встретила, – обратилась я к Гипносу и остальным. – Можем мы где-нибудь сесть? У меня кружится голова, а разговор выйдет длинным.
Они засуетились. Кай прижал меня к себе, помогая пройти за дом. Морос и Гипнос подготовили стол, который служил местом для отдыха и пикников, а Веста принялась создавать еду. Я попросила её не слишком стараться и шумно вздохнула, наконец сев на стул. Стянула с рук наручи, а те тут же исчезли, как только я положила их на стол.
– Всё в порядке, они – часть твоих способностей, и ты сможешь призвать их в любой момент, – заверил Гипнос, когда я нервно ощупала столешницу, боясь, что потеряла артефакт.
Поверив ему на слово, я выпила целых два стакана воды, ощущая разрастающуюся жажду. Все расселись, и я начала объяснение с набросившихся на меня ониров и зыбучих песков, утянувших куда-то вглубь. Опустила воспоминание обо мне и Кае, внезапно не желая узнавать, насколько выдумана была та фантазия, но детально припомнила пейзажи и девушку в красном со странным ребёнком по имени Илья, а затем двух мужчин в окружении восточных светильников. Описала стеклянных птиц и железные цветы. Мой голос задрожал, пока я попыталась описать то, что Танатос назвал «изнанкой», а прежде чем приступить к упоминанию об их родных, я попросила создать мне полный кубок вина, потому что сомневалась, что смогу описать увиденное и не расплакаться.
Никто не перебивал и не задавал вопросов, лишь рука Кая сжала мою при рассказе о Сирше. Лица богов-братьев, слушающих про Танатоса, Пасифею и детей Гипноса, помрачнели. Сердце нервно забилось, когда они перестали моргать, в упор глядя на меня. Я не была уверена, что означает эта перемена, но их гнев и горе были почти осязаемыми. Знала, что они чувствуют отчаяние. Бессилие. Несмотря на выпитый кубок вина, я заикалась, и мой голос дрожал при рассказе про проверку Фантаса. Захлёбывалась словами, сообщая им, что теперь Танатос, Пасифея и Сирша исчезли навсегда. Единственное я умолчала предупреждение Танатоса о будущем и о том, что шара у меня два. Пока упомянула только про золотой от Пасифеи, решив серый отдать Моросу позже. Вряд ли Гипносу стоит знать, что впереди его ждёт нечто дурное, да и Танатос просил передать его именно Моросу, будто младший брат мог отыскать решение проблемы.
Я достала золотой шар и протянула его богу сна, тот уставился на предложенное как на отраву: со смесью страха и недоверия. Он не двинулся с места, лишь опустил взгляд. Остальные вместе со мной внимательно следили за его реакцией, даже Морос казался растерянным и молчал.
Я притворялась, что не замечаю перемен в погоде вокруг. Голубое небо скрылось за грозовыми тучами. Ветер стих, стоячий воздух пах предстоящей сухой грозой.
– Я очень старалась, чтобы оно не разбилось, – едва слышно призналась я. Гипнос не принимал шар, и я лихорадочно искала, что можно добавить. – Пасифея… она чудесная и была очень добра ко мне и Сирше. Понимаю, почему ты так её… любил.
Я запнулась на последнем слове, потому что Гипнос поднял на меня глаза и словно не узнал. В его взгляде не было привычной теплоты или веселья. Лицо казалось безжизненным и почти не похожим на знакомого мне Руфуса. Моя рука с шаром затряслась, я думала, что несу ему хоть небольшую весть от любимой, но теперь ощутила, что принесла яд для его души. Может, не стоит его давать, раз он не хочет брать?
– Если ты не готов, я сохраню его, – торопливо добавила я, но не успела спрятать золотой шар, как Гипнос схватил меня за запястье.