– Ты уволен.
В машине повисает минутная тишина.
– Извини, я не расслышал. Ты в машине?
– Ты уволен, Рич.
Он издает снисходительный смешок.
– Нет, я не уволен.
Я мигаю поворотником, выезжая из гаража и подъезжая к дому Мэддисона, не сказав больше ни слова по этому поводу.
Мое молчание задевает Рича.
– Зандерс, ты совершаешь огромную ошибку! Тебе меньше чем через две недели понадобится новая команда, и ты увольняешь своего агента? Никто не подпишет с тобой контракт. Тебе еще повезет, если ты будешь играть за границей.
Я очень боюсь уезжать из Чикаго, и у меня нет никакого желания делать это, но я не позволю Ричу услышать беспокойство в моем голосе.
– Значит, буду играть за границей, – как можно небрежнее говорю я.
– Организации не могут с тобой разговаривать, пока у тебя сезон. Они могут разговаривать только с твоим агентом. Тебе ведь это известно?
– Да.
– Значит, команды не могут разговаривать с тобой без меня, – повторяет он.
– Да.
– Значит, ты добровольно совершаешь самую большую ошибку в своей карьере. Ты знаешь, сколько денег я заработал для тебя за все эти годы? – Обычно повелительный тон Рича становится бешеным. – Я создал тебя!
– Нет, Рич. – Я небрежно откидываюсь на подголовник, ожидая Мэддисона, с опаской поглядывая на папарацци у его здания, которые, к счастью, не могут видеть сквозь мои тонированные стекла. – Ты сделал медийную персону и написал на ней мое имя, но я больше не тот человек, и я не уверен, что вообще когда-либо им был. Если «Чикаго» не захочет подписывать со мной контракт только благодаря моему таланту, я найду место, где это сделают, но ты больше не заработаешь на мне ни цента. И удачи тебе с твоей долей, когда будешь сдавать меня папарацци теперь, когда у нас нет связей.
– О чем, черт возьми, ты говоришь?
– Это ведь ты слил имя Стиви, верно?
Ему не нужно мне отвечать. Я понял это, как только вышел из дома и увидел толпу перед ее зданием.