– Да. Думаю, да.
– Ты ее любишь?
Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.
– Тогда не отпускай ее, Эван. Я знаю, любить кого-то страшно, а позволять кому-то любить тебя, особенно после всего, через что мы прошли, еще страшнее. Но уверяю тебя, с правильным человеком это того стоит.
Страшно верить, что кто-то не оставит меня опустошенным после того, как я отдам ему всего себя. Но, несмотря на то что я никогда не говорил Стиви, как сильно люблю ее, я такой же опустошенный и в таком же ужасе от ее отсутствия.
– Все эти годы я играл в плохого парня, которого фанаты любят ненавидеть, и мне это нравилось, потому что я знал, что они ненавидят выдуманную версию меня. Я не хотел давать кому-то возможность ненавидеть меня настоящего, но это также мешало мне позволить кому-то полюбить меня настоящего. Но я думаю, что была та, кто полюбил меня настоящего, и я, возможно, потерял ее.
– Ты сказал ей, что любишь ее?
Я виновато качаю головой.
– Тогда, я думаю, пора ей об этом узнать.
Между нами повисает пауза.
– Папа, я не знаю, где буду играть после этого сезона. Ни одна команда не близка мне так, как «Чикаго», и я надеялся, что ты позволишь мне пригласить тебя на игру. Я скучаю по тому времени, когда ты приходил на каток, и я знаю, что тебе нужно работать и…
– Я приеду, – перебивает он меня.
Я благодарно улыбаюсь ему, доставая из заднего кармана билет.
– Приедешь завтра посмотреть, как я выиграю Кубок Стэнли?
– Посмотри на себя, Эв, – он недоверчиво качает головой, на его губах играет широкая улыбка.
– Это значит «да»?
Он смеется:
– Черт возьми, да, это «да». – Он выхватывает билет у меня из рук, с благоговением разглядывая его. – Я так горжусь тобой.
Я еще раз обнимаю его.
– Ты меня завтра познакомишь? – спрашивает он.