Он снисходительно улыбается, оглядываясь через плечо и неспешно отводя меня в сторону от группы туристов.
– Нисколько.
Когда мы заходим в церковь, я достаю из сумки шарф и набрасываю его на плечи.
Красивые люстры подчеркивают величественный интерьер. Внутри церковь украшают изысканные статуи. Крещение моей бабушки и ее сестер проходило здесь. Мои прадедушка и прабабушка венчались у этого самого алтаря. Я представляю себе, как моя бабушка, совсем юная, сидела здесь на скамье рядом со своими сестрами, а Беатрис перешептывалась с Изабеллой, пока священник служил мессу.
От понимания того, что сейчас я стою на том самом месте, где когда-то стояла она, от того, что я могу сесть на ту самую скамью, на которой она когда-то сидела, на моих глазах выступили слезы. Это та часть истории моей семьи, которую я не надеялась вернуть.
Я поняла, что плачу, только тогда, когда Луис молча протянул мне носовой платок цвета слоновой кости. Выражение его лица очень серьезное. Мое дыхание прерывается, и я смотрю вниз на платок, стараясь спрятать глаза от его испытующего взгляда.
На одном из уголков платка вышиты его инициалы. Ткань от времени слегка пожелтела. Я провожу пальцами по буквам, и на моих губах появляется улыбка. Почему-то я так и думала, что историк носит с собой носовой платок. А еще я не сомневаюсь в том, кто именно вышил на уголке его инициалы. Конечно же, бабушка.
– Спасибо, – шепчу я.
В свое время Кастро пытался полностью искоренить религию в стране, и у церкви с режимом сложились очень непростые отношения, однако несмотря на это, я увидела несколько кубинцев, которые сидели на скамьях, склонив головы и держа в руках четки. Вокруг нас толпились туристы, и я среди них узнала двух мужчин, которых уже видела сегодня в отеле «Насьональ». Похоже, это два самых популярных места в Гаване. Я записываю в блокнот несколько фраз о церкви.
Я отворачиваюсь от Луиса и внимательно рассматриваю интерьер. Я пытаюсь впитать каждый миллиметр этого великолепного здания. Никогда не считала себя религиозным человеком, но здесь – от этой красоты и торжественной атмосферы – у меня захватывает дух.
Луис медленно идет за мной на расстоянии нескольких шагов.
Я несколько раз оглядываюсь на него и замечаю, что его взгляд устремлен не на то, что нас окружает, – он не сводит глаз с меня.
– А каково это – быть католиком на Кубе? – шепотом спрашиваю я Луиса, как только он догоняет меня. Я не забыла его предупреждение о том, что должна вести себя очень осторожно.
Его взгляд скользит по церкви, прежде чем он вновь смотрит мне в глаза.
– На Кубе быть католиком почти так же трудно, как и быть кубинцем, – сухо отвечает он.
Мы гуляем еще несколько минут, и я покупаю дополнительные билеты для того, чтобы подняться на колокольню, откуда открывается вид на весь город. Мой взгляд скользит по терракотовым черепичным крышам, которые, кажется, вот-вот снесет сильным порывом ветра.
– Здесь бывают ураганы? – спрашиваю я. Живя в Южной Флориде, я не понаслышке знаю о том, какие беды и разрушения могут они приносить.
– Иногда здесь настоящий ад, – отвечает Луис. – Многие здания находятся в таком плачевном состоянии, что даже относительно мягкая погода может обернуться серьезными проблемами.
Он снова понижает голос и подходит ко мне поближе. Даже здесь, в окружении туристов, он опасается открыто высказывать свое мнение.
По ту сторону канала находится крепость Ла-Кабанья, печально известная тюрьма, в которой Че Гевара обосновался после революции. Когда я ее вижу, у меня по спине пробегает холодок. Я думаю о том, сколько крови было там пролито и сколько людей лишились там жизни. В истории нашей страны есть очень жестокие страницы, которые прячутся за прекрасными пейзажами, обманчивым голубым морем, небом и пальмами, безмятежно колышущимися на ветру. Но если прислушаться, в воздухе до сих пор слышны звуки стрельбы.