Когда мы покинули Кубу

– Но?

– Видите ли, я вас понимаю. Мои родные всегда хотели, чтобы я пошел в политику, но я стал заниматься ею по собственным соображениям. В молодости мне пришлось воевать. Пока война была далеко, она казалась романтическим приключением, и в то же время я был горд, что выполняю свой долг. Ну а потом я увидел, как все это бывает на самом деле – не в книжках, которые я читал, и не в рассказах, которые слышал. И тогда я понял, насколько важны политика и дипломатия. Война – это то, чего нужно избегать до последнего. Вы стремитесь завоевать для своей страны лучшее будущее, и ваше желание мне понятно. Я надеюсь, моя работа в сенате отчасти поможет. И все-таки…

– И все-таки что? Я не должна рисковать жизнью? Но вы-то своей рисковали, поскольку верили в то, за что боролись, разве не так?

– Так.

– А какая между нами разница? Только пол. Значит, дело в этом?

Наверное, сейчас быть женщиной лучше, чем когда мама была в моем нынешнем возрасте. И все же те прогрессивные изменения, которые произошли, кажутся далеко не достаточными. Даже в Америке, где демократию и свободу превозносят с почти религиозным рвением, не все люди свободны одинаково. И на Кубе, и в Соединенных Штатах женщины воспринимаются скорее как приложения к отцам или мужьям, чем как самостоятельные личности, о которых судят по их собственным заслугам.

– Нет, – отвечает Ник. – Наверное, пол не должен ничего предопределять.

Официант на секунду нас прерывает, чтобы забрать тарелки.

Мы опять погружаемся в изучение меню. Видимо, нам обоим хочется продлить этот вечер, поэтому мы не спеша выбираем напитки и десерты.

Ник рассказывает мне о своей работе в сенате, где он борется за рациональную фискальную политику и сбалансированный бюджет. Его беспокоит то, что государство мало помогает людям, когда им это нужнее всего. Он надеется протолкнуть программу социальной поддержки, в рамках которой пожилые люди будут получать медицинское обслуживание.

Удивительно слышать, с какой страстью он говорит о подобных вещах. К пламенным речам мне не привыкать, однако рационализация бюджета обычно считается не самой волнующей темой. А вот он явно вдохновлен ею. Он верит, что маленькими шагами сможет принести обществу наибольшую пользу. Меня так часто окружают люди, настроенные на революцию и разрушение, что сейчас я словно бы делаю глоток свежего воздуха, общаясь с человеком, мечтающим строить, пусть даже и медленно.

Я безмерно восхищаюсь им.

Рассказывая о сестрах и о жизни на Кубе, я ощущаю на языке вкус ананаса и легкий туман в голове от коктейля «Брэнди Александр». А может, дело в мужчине, сидящем передо мной. Может, это он вызывает у меня это слегка болезненное головокружение.

Мы провели вместе столько времени, сколько можно пробыть в ресторане. Со всех столиков уже убрали, сгустилась ночь. Ник провожает меня в мою гостиницу.

Дорога обратно почему-то кажется более короткой, чем дорога до ресторана. Несмотря на поздний час, я норовлю свернуть в каждую боковую улочку, чтобы побыть с Ником еще.

Наш разговор угасает по мере того, как здание отеля надвигается на нас.

Возможно, когда мы увидимся в следующий раз, он будет уже женат.

Держа ладонь у меня на талии, Ник входит со мной в вестибюль. Я жду, что он уберет руку и вечер придет к естественному завершению: я улягусь спать в своем номере, он снова выйдет на нью-йоркскую улицу и куда-то направится.

Есть ли у него здесь квартира? Или он остановился в шикарном отеле? Или в своем семейном гнезде?

Из бара вываливаются несколько бизнесменов, чей гогот заполняет почти пустой холл.