Когда мы покинули Кубу

Он гладит меня по спине, а я делаю глубокие вдохи, стараясь успокоить сердечный ритм.

– Тебе чего-нибудь принести? – спрашивает Ник, и в его голосе столько доброты, что у меня в горле встает ком.

Я качаю головой.

– Хочешь поговорить?

– Нет, – говорю я хрипло.

Он меняет позу, чтобы мне было удобнее к нему прижаться. В сердце что-то поворачивается.

Возникает такое ощущение, будто нет ничего естественнее, чем лежать вот так в его крепких объятиях, положив голову ему на грудь.

– Когда я вернулся с войны, мне тоже снились такие сны, – говорит Ник и морщится. – Даже сейчас иногда снятся.

– Значит, легче не станет? – спрашиваю я.

Он наклоняется и целует меня в макушку.

– Станет. Со временем. – Его руки сжимают меня еще сильнее. – Но совсем, наверное, не отпустит.

– Да, наверное, не отпустит.

Мы лежим, обнявшись, до самого утра.

* * *

В мой последний день перед отъездом мы валяемся голые в постели и попиваем шампанское, обедаем холодным омаром и медальонами из говядины. Ни о политике, ни о Фиделе, ни о невесте Ника, ни о будущем мы больше не разговариваем, зато я узнаю ответы на кое-какие давно интересовавшие меня вопросы, а он выведывает кое-какие мои секреты.

– Расскажи о своей семье, – говорит он.

– О семье?

– Ну да, мне любопытно.

– Ничего особо любопытного моя семья собой не представляет.

– Почему-то мне слабо в это верится. Я видел твоих сестер на боевом задании.

Я смеюсь.