– Как гольф?
– Никогда ничего подобного не видел, – говорит Ник, делая глоток коктейля. – Собралась огромная толпа, только чтобы на него посмотреть. Люди устроили настоящую давку, пытаясь пожать ему руку. Не представляю себе, что же происходит, когда он решается выйти куда-нибудь с Джеки и детьми.
– Все его любят.
– Да, многие. – Рот Ника превращается в тонкую линию. – Тем труднее приходится секретным службам. Все время находиться в такой толчее очень опасно для него.
А также для тех, кто рядом.
На днях арестовали несостоявшегося убийцу, которым оказался почтовый служащий на пенсии. В полицию поступил сигнал, его остановили. При нем был динамит, предназначенный для Кеннеди. Это следует воспринимать как отрезвляющее напоминание о том, что обойти президентскую охрану не так уж сложно и что высокопоставленные лица вроде Ника сильно рискуют.
– Тебе тревожно? – спрашиваю я.
– К счастью, он понимает серьезность ситуации. Секретная служба тоже. Но идеального решения пока не нашли. Джек хочет быть народным президентом, который не отгораживается от людей. А ведь чем сильнее ты открываешься, тем больше опасность.
– О себе самом ты совсем не беспокоишься?
Ник мотает головой.
– А чего мне о себе беспокоиться? Я всего-навсего сенатор из Коннектикута. На адрес моей приемной постоянно приходят письма с угрозами, но сильно сомневаюсь, чтобы кто-то собирался их осуществлять. Президент – другое дело.
Я обнимаю Ника.
– Все-таки мне за тебя неспокойно.
– Ничего со мной не случится. – Он ставит стакан на столик и тоже меня обнимает. – Так легко ты от меня не избавишься.
Рождество мы с Ником празднуем 26 декабря, когда заканчиваются семейные торжества. В Палм-Бич праздничное настроение бьет через край. Католическая церковь Святого Эдварда набита до отказа: всем интересно взглянуть на будущего президента.
Ник дарит мне браслет с бриллиантами по всей длине (дома я говорю, что это бижутерия), а я ему – часы, которые купила на Уорт-Эвенью, взяв деньги из гонорара от ЦРУ (слава богу, просить у родителей мне больше не приходится). Наврав матери и отцу про воображаемую подругу, якобы пригласившую меня к себе, я уединяюсь с Ником на весь вечер и всю ночь. В темноте, когда пляж пустеет, мы плаваем в океане, а утром лениво нежимся в постели и завтракаем, не вставая.
О том, как он провел Рождество, Ник не рассказывает, а я не расспрашиваю. Говорят, его невеста сейчас тоже в Палм-Бич, и нам с ним приходится изворачиваться, чтобы не столкнуться на каком-нибудь из многочисленных светских мероприятий.
Новый год я встречаю дома. Во время прошлой новогодней вечеринки мы узнали, что Батиста бежал с Кубы, оставив нас в руках Фиделя. С тех пор фанфары и шампанское кажутся мне неуместными в этот праздник: я воспринимаю его скорее как годовщину печального события, чем как повод для веселья.
На следующее утро я читаю в газете, что Ник участвовал в так называемой «кокосовой ночи» – это закрытая вечеринка с давней традицией. Рассказывают, что ее организует тайный комитет, каждый член которого может пригласить небольшое число гостей. Мама без конца жаловалась, что нас никто никуда не зовет. Воображаю, какой бы это был для нее удар, если бы она узнала, что я провожу время в шикарном особняке на пляже с одним из «кокосов» и до сих пор не использовала это для улучшения своего положения в обществе.
Вскоре после Нового года Ник возвращается в Вашингтон, откуда приезжает в Палм-Бич только на выходные. По утрам я опять гуляю одна. Ник появляется в доме в условленные дни. Эта возможность спокойно побыть наедине друг с другом уничтожила расстояние, разделявшее нас раньше. Изначально мысль о «любовном гнездышке» меня покоробила, но теперь оно дает нам свободу и удобство, которые я стала ценить, отодвинув гордость на второй план. Как бы то ни было, стены особняка не в состоянии оградить нас от проблем окружающего мира.
ebooksa