– В каком смысле?
– Думаешь, я не замечаю, как часто ты стала ходить на прогулки? И как подолгу ты отсутствуешь?
Знать бы, о чем она догадывается: о моей связи с ЦРУ или с Ником?
– Мне следует поговорить об этом с твоим отцом. Он дает тебе слишком много свободы.
Мои родители всегда перепоручали воспитание детей другим людям, поэтому особой близости между мной и матерью не было. И все-таки я удивлена злобе, которая сейчас слышна в ее голосе и отпечаталась на ее лице.
– Не знаю, что ты затеваешь, – продолжает она, – но я положу этому конец. Я не позволю тебе уничтожить нашу семью. Доброе имя – это все, что у нас есть.
Я невесело смеюсь.
– Здесь не Куба. И наша семья уже не та, что раньше. Неужели ты не видишь, что мы и так уничтожены?
У матери гневно вспыхивают щеки.
– Ты заходишь слишком далеко!
– Мне пора. Я опаздываю.
Не дав матери возможности ответить, я выхожу из комнаты и отправляюсь на встречу с мистером Дуайером.
– Расскажите о ваших впечатлениях от хайалийской группы, – командует мистер Дуайер, когда я сажусь напротив него за наш всегдашний столик в том ресторане в «Юпитере», куда Эдуардо впервые привез меня в прошлом году.
Сегодня я приехала одна, а о нем подозрительно долго ни слуху ни духу.
– Это дети, которые играют в политику, – отвечаю я, сделав глоток кофе.
Внутри все до сих пор клокочет после ссоры с матерью.
– О Фиделе и его друзьях мы в свое время говорили то же самое, – замечает мистер Дуайер предостерегающим тоном.
– Факт остается фактом: ребята просто сидят и рассуждают о том, в чем не смыслят. Они склонны сыпать эффектными гиперболами, но здравого смысла в их словах мало. Это действительно дети, и окружающий мир известен им только по книжкам.
– Вы немногим старше их, мисс Перес.
– Зачем вам надо, чтобы я за ними наблюдала? Это какая-то проверка?