Королевство душ

«Время пришло, Арра, – шепчет бабушка у меня в голове. – Пойдем».

Я ее не спрашиваю. Мои ноги шагают сами собой, прежде чем я успеваю понять, в чем дело.

– Эй, куда ты? – спрашивает Сукар, догоняя меня. – Еда не так уж плоха.

Я останавливаюсь посреди двора. Ночной ветер продувает меня насквозь. Не считая небольшой области, освещенной лунным светом, большая часть двора погружена во мрак.

– Кто-то идет.

Эсснай догоняет нас, и мои друзья пристально смотрят в сторону ворот. От моей кожи тянутся искры магии. Их что-то привлекло. Сукар вздрагивает рядом со мной и вдруг вытаскивает свои серпы. Его татуировки горят так ярко, что я прикрываю глаза рукой. Внезапно меня ударяет порыв ветра – так сильно, что я едва не падаю на землю. То же самое произошло и с моими друзьями. У меня нет времени гадать, что случилось. Свет от татуировок Сукара тускнеет, и моя магия вновь успокаивается.

В десяти шагах от нас кто-то лежит, свернувшись на земле калачиком.

Я замечаю на фигуре изодранную элару, испачканную в крови. О нет. Я бегу, спотыкаясь практически на каждом шагу. Шепот в голове становится все громче и громче, пока не заглушает мои крики. Я падаю рядом с Руджеком. Слезы застилают мне глаза и душат. Так много крови. Слишком много. А еще он весь в грязи, как будто его выкопали из могилы. Моя магия тянется нащупать его ка, но затем отскакивает и рассеивается в воздухе. Я сосредотачиваюсь на исцелении, но эта магия тоже исчезает. Вождь Лито внутри меня не понаслышке знает о смерти. Он многих вернул с того света. Но как бы сильно я ни старалась, магия отскакивает от изувеченного тела.

Боги, нет. Как он мог оказаться здесь после того ужасного происшествия в Темном лесу? И даже сейчас я не могу его спасти. Должен же быть какой-то выход. Не может быть слишком поздно.

– Арра, – говорит Эсснай и садится на корточки рядом со мной. – Он вознесся.

– Нет, нет, нет, – шепчу я. – С ним все будет в порядке.

И Сукар, и Эсснай тянут меня прочь, а у меня нет сил бороться с ними. Он мертв, и проклятые крейваны отправили сюда его труп, чтобы поиздеваться надо мной. Другого ответа быть не может.

Молчание тянется и длится, унося с собой мою боль. Но затем Руджек начинает шевелиться.

– Во имя двадцати! – кричит он, откашливаясь. – Мне что, опять снится сон?

Что-то внутри меня рушится. Я бегу к нему.

– А может, это я сплю? – спрашиваю я сквозь слезы. – Ты настоящий?

Руджек перекатывается на бок, его обсидиановые глаза устало – и завороженно – смотрят на меня.

– Как же трудно тебя было найти.

Слова вибрируют в его груди – груди, что тверже камня и теплее тысячи солнц. Сквозь растерзанную элару я вижу его гладкую коричневую кожу. Я провожу пальцами по ткани, чтобы убедиться, что он не призрак, чтобы убедиться, что он настоящий. Мою кожу покалывает от первого намека на тепло. Так происходит всегда, когда мы касаемся друг друга. На его животе нет раны – в отличие от моего видения, где крейван практически разрубил его пополам. На нем так много крови, и никаких признаков того, откуда она взялась. Мне все равно. Он жив, и он здесь, со мной. Сукар откашливается у нас за спиной, и я отдергиваю руки.

– Как ты здесь оказался? – спрашиваю я Руджека, когда тот садится.