– О чем конкретно? – Алекс упирает ладони в столешницу и наклоняется в мою сторону. – О том, что твой брат в принципе делал что-то противозаконное, или о том, что следователи за ним наблюдали уже какое-то время?
– Значит, знал, – говорю я упавшим голосом. – Ты мог бы сказать мне, чтобы я могла как-то повлиять…
– Это не та тема, которую я бы хотел обсуждать с тобой, а ты ему не нянька. За свою жадность, глупость и способность идти по головам для достижения своих меркантильных целей твой брат должен отвечать сам.
– Но он мой брат! – в отчаянии кричу я.
– Он вор и мошенник!
– Он мой брат! – повторяю я тише. – Кроме него и бабушки у меня никого не осталось.
Лицо Алекса смягчается. Видеть это выражение на его лице выше моих сил – на глаза наворачиваются непрошеные и совершенно неуместные в этой ситуации слезы.
– У тебя есть я, – вдруг говорит он.
– Ты мне не нужен!
– У тебя уже начались месячные? – внезапно спрашивает он, вводя меня в ступор.
Я открываю рот и захлопываю его, не вымолвив ни слова. Потрясенная прямотой его вопроса и тем, что он не забыл…
– Это тебя не касается.
– Разумеется, это меня касается, – возражает он.
– Я пришла сюда, чтобы поговорить о Кирилле.
– Мы поговорили. Если все то, что о нем говорят, – правда, гарантирую, он сядет, и сядет надолго.
От острой боли, пронзившей сердце, я морщусь.
– Откуда ты знаешь, что я не замешана во всем этом? – говорю я шепотом. – На бумагах компании есть и мои подписи.
– Я даже отвечать на это не буду. К тебе это не имеет никакого отношения.
– А если имеет?
– Лиля, чего ты хочешь от меня? – вдруг устало спрашивает Алекс, потирая переносицу. – Чего добиваешься?