Прихожане наперебой крестились, поклоняясь и вторя молитве.
Жбан неумело махнул перед собой собранными в щепоть пальцами, стараясь не выбиваться из толпы, голос священника и хора всё больше увлекал его.
- …Слава Отцу и Сыну и Святому Духу… - разнеслось по храму.
Неожиданно, Жбана начало заполнять незнакомое ощущение благости, поднимавшееся откуда-то изнутри, заставив замереть сердце и согрев желудок. По спине пробежали мурашки, голова заполнилась неведомым, но приятным туманом. Перед глазами пробежали сцены недавних событий – изнасилованный и повешенный мальчишка, его рыдающий отец, связанный скотчем… Застреленная хозяйка разграбленного корешами дома… Избитый в мясо незадолго до шухера парень, случайно встреченный на районе…
Из глаз Жбана брызнули слёзы, но видения совершённых им мерзостей не прекращались. Растущее внутри блаженное чувство словно выталкивало из него всю грязь и скверну, скопившиеся за годы неправедной жизни в зловонный, сочащийся гноем комок, отравлявший душу и разум. Заливаясь слезами, он упал на колени, прося прощения у всех обиженных им, горячо повторяя услышанные слова молитвы. Он не видел расступившихся людей между ним и алтарём, не видел стоящего рядом Мотыля. Удивлённо смотревшего на него, помахивая перед грудью тощими пальцами. Прекратив молиться, Жбан упёрся лбом в половицы и громко зарыдал, ничуть не стесняясь своего состояния.
Саша успокоился лишь под конец служения. Поющий хор убаюкал взорвавшиеся чувства, бушевавшие эмоции растворились, сменившись глубокой, тихой пустотой. Благостью... Раб Божий Александр поднялся на ноги, и пошатываясь, вытер мокрое лицо рукавом куртки. Неяркий тёплый свет мерцающих свечей ворвался в него, выжигая остатки дряни из сознания. Вдруг стало легко, свободно и светло, как не было даже после выхода на волю после очередной отсидки.
Покинув храм вместе со всеми, Жбан вдохнул полной грудью свежий вечерний воздух, показавшийся непривычно сладким. С души свалился тяжеленный камень, давивший долгие годы, освободив место чему-то непонятному, но не страшному, не пугающему. Словно искра внутри вспыхнула, неярким, пугливым, маленьким огоньком. Тёплая, нежная, волшебная, добрая…
- Бесы из тебя выходят, отроче. – раздался рядом спокойный, добрый голос отца Георгия. – Грехами ты полон был, через боль и слёзы прощаешься с ними. Отпустишь – прощён будешь, душа твоя спасётся, с Господом смирится, благодатью наполнится.
Жбану вдруг захотелось уткнуться носом в широкую грудь батюшки и расплакаться снова, но он сдержался, украдкой вытерев повлажневшие глаза.
- Пойдём, рабе Божий Александр, на трапезу вечернюю. И ты, Владимир, не отставай. После ужина ко сну отойдем, с рассветом помолимся, к денным трудам благословившись. Комнату в избе вам изготовили, Николай Иванович покажет.
Уже в постели, благоухающей чистотой, Жбан умиротворённо вытянулся, укрывшись шуршащим одеялом по самый подбородок. На его губах играла довольная улыбка от впечатлений сегодняшнего, пожалуй лучшего в жизни дня. Подарившего аромат чистого тела после бани, внезапную лёгкость и тепло после молитвы, приятную сытость после ужина. А главное - ощущение зарождающейся связи с людьми, принявших его в свою общину, без насмешек и издевательств. На соседней койке беспокойно ворочался Мотыль, лишенный возможности дунуть дури с самого обеда, со стены доносилось громкое, мерное тиканье старинных часов. Звуки незаметно затихали, уступая место невесомому, приятному и беззаботному сну, позабытому с самого раннего детства.
Глава 10. Встреча с егерем. 29.04.2008
Встреча с егерем
29 апреля 2008 г., Ярославская область.
- Ну, показывай, что за зверушку вы притащили! - лениво распорядился довольный собой и кушаниями Курган, пришедший после завтрака в зал для приёмов.
Вопреки новой привычке появляться перед челядью в классическом костюме от лучших портных Лондона, сегодня новоиспечённый Князь вышел к подчинённым в персидском халате из чёрного атласа с золотым шитьём.
Посреди поражавшего воображение роскошью зала стояли разведчики банды, прибывшие ночью из Рыбинска. Пирог и Бурый, сверкающий свежим синяком под глазом. Без оружия, в чистой одежде и больничных бахилах поверх обуви. Между братками брыкалась миниатюрная, девушка, удерживаемая с двух сторон за руки, связанные за спиной. Девчонка явно не желала мириться со своим положением – громко мычала что-то, говорить ей мешал заклеенный серебристым скотчем рот. Изо всех сил пыталась ударить ногами своих конвоиров, те с трудом избегали пинков.
Курган внимательно оглядел пленницу. Стриженные по-мальчишечьи белые волосы, свежая гематома на левом виске, огромные голубые и о-очень злые глаза, заклеенный полосой серебристого скотча рот. Под мешковатым камуфляжем угадывается замечательная фигурка, с осиной талией и круглыми бёдрами. На ногах берцы, тоже в бахилах.
- Неплохо, неплохо… - похвалил слуг Князь, и рукой в золотых перстнях указал на лицо девушки. – Однако… Негоже красоту погожей барышни прятать под этой гадостью! Ну-ка, снимите!