Жестокая болезнь

АЛЕКС

Из всех структур и систем во Вселенной время — самое жестокое.

Вся наша жизнь сосредоточена вокруг времени. Наш день состоит из его относительной природы. Слишком много времени мы проводим, скучая в зале ожидания, позволяя времени растрачиваться впустую, как будто оно бесконечно. Ждем, когда в конце года истечет время, чтобы мы могли перезагрузиться и начать все сначала, совершенно новыми людьми с мечтами и целями.

Точно так же никогда не бывает достаточно времени, чтобы выполнить важную задачу, цель, мечту. И еще хуже — потеря времени, чувство сожаления или отчаянная боль от того, что времени слишком мало, когда последние мгновения проводятся с любимыми, прежде чем их время уйдет навсегда.

Время, которое я потратил на изучение Грейсона Салливана, можно было бы назвать навязчивой идеей, и оно должно послужить мне сейчас. Это должно было подготовить меня к моменту, когда он нарисовался в моей жизни. Мы неизбежно пересеклись бы. Однако жестокая ирония заключается в том, что, когда мы сталкиваемся с нашим самым сокровенным желанием, подготовка часто оказывается самым большим просчетом времени.

Я никогда не смог бы подготовить себя к этому моменту.

И теперь у меня нет другого выбора, кроме как ждать. Секунды превращаются в минуты, пока я пристегнут к собственной каталке. В воздухе раздается слабое тиканье, — насмешливый звук, всплывающий на поверхность из воспоминаний. Здесь нет часов — я постарался, чтобы их не было.

Когда я проснулся, с затуманенными глазами, с горьким привкусом какого-то наркотика на языке, воспоминание о том, как он обезвредил меня, начало просачиваться обратно. Голова болезненно гудит в том месте, где он ударил меня металлическим прутом, и я чувствую рану на шее от иглы.

Ужасная сухость во рту. В висках пульсирует. Когда мой разум проясняется, я ощущаю кожаные ремни, пристегнутые ко лбу, запястьям и лодыжкам.

Тиканье затихает при звуке шагов ботинок по полу. Я пытаюсь повернуть голову, и тут же ощущаю острую боль в шее.

— Как ты меня сюда притащил?

Есть и другие, более насущные вопросы, требующие ответов, но начнем с этого. Нельзя протащить взрослого мужчину по городу, не привлекая внимания.

Раздается звон инструментов на металлическом столе, затем Грейсон появляется в поле моего зрения. На нем черная водолазка и черные брюки. А пронзительные бесцветные глаза оценивают меня холодно и безразлично.

— Тащить человека без сознания по тротуару в этом городе — не удивительно. Кажется, я даже помахал полицейскому по дороге.

Салливан разговаривает со мной. Слышать его голос — шок для моего организма. Я видел его на телеканалах, откопал редкие интервью в интернете. Но сейчас другое; здесь нет маски.

Я смотрю в бездушные глаза убийцы-психопата, в которых нет ни сочувствия, ни милосердия.

Выдерживаю его проницательный взгляд, пока мой разум быстро просчитывает ситуацию.

Он знал, где находится моя импровизированная лаборатория. Значит, наблюдал за мной, по крайней мере, пару дней, если не больше. Он проследил за мной до квартиры Блейкли. Не знаю, сообщила ли доктор Нобл своему пациенту определенные детали, или он сам выследил, но на письмо Блейкли доктор Нобл ответила не сразу же. Грейсон мог перехватить это послание. Блейкли, возможно, даже не встречалась с доктором Нобл — возможно, он и ее тоже перехватил.

Любой сценарий заключает в себе одну важную истину, которую нельзя игнорировать.

Он знает о Блейкли.