Жестокая болезнь

Прекрасное новое начало.

Как сейчас мы с Блейкли, запутавшиеся в паутине насилия и палящего зноя.

Наше чудо началось со взрыва, буквального взрыва в пустоте, и потом родилась страсть и хаос.

Здесь, в моменте, как раз и происходит наш большой взрыв.

Мы были созданы в огненном столкновении, и если ей хочется сражаться и проливать кровь, тогда я перетерплю ее гнев, я буду приветствовать ее ярость, потому что знаю, что ожидает нас потом.

Держа руку на мягком сгибе ее колена, я закидываю ее к себе на бедро, соединяя нас вместе, чтобы она не смогла предпринять еще одну атаку. Честно говоря, я не удивлен и даже не обижен ее манипуляциями. Я удивлен, что она до сих пор не ударила меня электрошокером.

— Я думал, что, рассказав тебе о своих мучениях, смогу заслужить хоть какое-то сочувствие, — говорю я, толкая ее спиной к стене. Она идеально прижимается ко мне. Мы созданы друг для друга.

— Я абсолютно ничего к тебе не чувствую, — чистое презрение озаряет ее прекрасные черты. — Хотя, нет. Благодаря тебе я знаю, что такое настоящая ненависть.

Злоба, сквозящая в ее словах, посылает горячий заряд по моей коже. Я скучал по ее губам, ее прикосновениям, даже по ее язвительности. Чувствуя, как ее тело прижимается к моему, чертовски трудно держать себя в руках.

Я толкаюсь между ее бедер, все мое тело горит от желания почувствовать ее кожу на своей.

— А еще теперь ты неплохо лжешь, — говорю я, проводя своим твердым как камень членом по ее лону. — Но я читаю язык твоего тела.

Ее рука прижимается к моей груди, выражение лица искажается смесью муки и желания.

— А можешь прочитать пощечину?

Я не останавливаю ее. Из-за такой близости угол наклона неудобный, и это несильная пощечина, но она все равно ударяет сильно, из-за чего скулу жжет.

Я не отвожу от нее взгляда. Ее грудь вздымается, демонстрирую декольте. Она — воплощение греха и искушения, и я не могу перед ней устоять.

— Господи, ты даже больше на человека не похож, — говорит она.

Стробоскопы, дым, аромат ее кожи — это воздействует на все пять чувств, вызывая во мне сильную бурю. Я не человек. Нет, она изменила меня, и я больше не просто мужчина. Какой-то зверь поселился внутри и скрежещет, стремясь вырваться наружу и заявить на нее права.

Мы сцепились в этой битве вместе, она смотрит с огненной ненавистью, а я не хочу ее отпускать. Музыка — это гребаный афродизиак, манящий меня, как песня сирены, попробовать ее губы на вкус.

Кажется, она чувствует мою настойчивость, и в ее глазах расцветает веточка паники.

— Ты теряешь свою цель, — говорит она, кивая в сторону танцпола. — Аддисин уходит.