Любовный контракт

Я получаю глубокое удовлетворение от того, что кормлю этих двух мужчин.

Это первобытная потребность, потребность быть нужной.

Это настоящее, еда, которую я готовлю, удовлетворение, которое она приносит, красота ночи, которую невозможно игнорировать, когда наши животы полны и все улеглось.

От свечей поднимается дым. Бледные, ночные мотыльки кружатся вокруг пламени.

Прошло много времени с тех пор, как я сидела за столом в кругу семьи. Эта семья маленькая и сломленная, но семьи ― как книги… те, которые используются и потрепаны, ― это те, в которых любили.

В моей семье были только я и моя мама. Я бы отдала все, все, что угодно, за еще один ужин с ней. Я бы стерпела все занозы, вонзающиеся в мою задницу, весь дым от гриля. Даже если бы она выглядела больной, как отец Салливана. Даже если она была больна, как в самом конце.

Может, это и милосердие, когда люди покидают нас, чтобы не испытывать боль. Но это не милость для тех, кто их теряет.

Я думала, что готова. Даже близко не была. Я и предположить не могла, как сильно буду скучать по ней. И каково это ― быть одной… ни одного человека на планете, который бы тебя любил. Кто даже знает твое второе имя.

― Давай, ешь… ― Меррик подталкивает ко мне блюдо с последним куском мяса. ― Нужно немного подкормить тебя.

― Кто бы говорил, ― фыркает Салливан.

― Я старик. Неважно, что я усох.

Меррик отнюдь не старик, но в его движениях есть какая-то усталость и обреченность, словно каждая часть его тела болит.

Когда он двигает блюдо, я замечаю выцветшие татуировки на его руке ― такие не делают ни в одной студии. Они похожи на те, что бывают у моряков… или заключенных.

Небо становится пурпурным, появляются слабые звезды. Свечи потухли, один бедный сгоревший мотылек утонул в воске.

― Можно было бы развесить здесь фонарики… ― Я бросаю взгляд на голую беседку. ― Было бы очень красиво.

Чтобы двор стал красивым по общепринятым меркам, нужно проделать гораздо больше работы, но мне нравится его дикость. Если его немного подправить, убрать сорняки и сухостой, он может стать естественным, а не безысходным, как сейчас.

Когда приходит время убирать со стола, Салливан несет увесистую стопку посуды на кухню и тут же наполняет раковину, закатывая рукава рубашки и принимаясь за работу, чтобы отмыть все дочиста.

Меррик остается снаружи, убирая крошки со стола и подбирая бумажные салфетки, которые разлетелись от ветра.

Когда я присоединяюсь к Салливану, он пытается меня прогнать.

― Тебе не нужно убираться! Ты все приготовила.