Свет костра ласкает ее лицо, делая кожу золотистой, а глаза ― сине-зелеными.
Я не могу отказать ей в просьбе. В самом деле, судя по тому, как она выглядит в этот момент, я бы, наверное, подписал дарственную на дом.
― Ну, если ты просишь…
― Ожидаемо, ― фыркает мой брат.
Когда возвращаюсь с гитарой, я в шоке вижу, что папа принес свою из домика у бассейна. Не помню, когда я в последний раз видел гитару в его руках. Ему требуется гораздо больше времени, чем Ризу, чтобы натянуть струны, но, когда он заканчивает, ноты получаются насыщенными, мягкими и идеально звучащими.
Он перебирает аккорды Golden Years. Риз подхватывает рифф. Я присоединяюсь, сначала тихонько, струны больно впиваются в кончики пальцев, потому что Риз прав, я утратил свои мозоли.
Мой отец поет куплет, его голос низкий, грубый и хриплый. Риз присоединяется к припеву. Ко второму куплету мои пальцы уже не кажутся такими неуклюжими. Гитара снова становится похожа на старого друга, а мои руки приспосабливаются к хорошо знакомой им форме.
Хворост вспыхивает, в воздухе витает запах дыма, искр и жженого сахара. Глаза Тео светятся. После работы она переоделась в такой топ, какой, наверное, носят доярки, ― свободный, белый и ворсистый. Ее темная коса свисает через одно голое плечо, а волосы вьются вокруг лица.
― Давай, ― говорит Тео мой отец. ― Ты должна знать эту песню, присоединяйся.
Она качает головой.
― Я не умею петь.
― Врешь, ― говорю я. ― Ты любишь петь.
Ее глаза расширяются, она сжимает губы, словно из них может случайно вырваться песня, и еще сильнее качает головой.
― Я ужасно пою.
― Ты не можешь петь хуже меня, ― уговаривает Риз. ― Давай, послушаем!
― Мы будем играть громко, ― говорит мой папа, сильнее ударяя по струнам. ― Мы тебя даже не услышим.
Подмигивая Тео, я говорю:
― Я уже слышал тебя в душе…
Тео снова краснеет, но при этом улыбается. Она не может долго сопротивляться нашему давлению и тяге подпевать Дэвиду Боуи.
Риз поет припев очень громко и очень не в такт. Тео, смеясь, присоединяется, сначала тихо, но постепенно ее голос крепнет, когда она видит, что ее никто не осуждает.